свет в имении Валевицы. Как известно, Наполеон чрезвычайно ратовал за соблюдение нравственности, и, по-видимому, либо он сам пришел к этой мысли, либо кто-то намекнул ему, что негоже, если любовница разрешится от бремени его бастардом именно тогда, когда молодая императрица еще будет переживать свой медовый месяц во дворце Тюильри. Именно по этой причине также было желательно, чтобы ребенок оказался законным отпрыском, а не сыном «отсутствующего отца». Отсюда 21 февраля 1810 года появилось письмо, написанное – то ли по своей воле, то ли под некоторым принуждением, – престарелым паном Валевским:
«Дорогая и досточтимая жена!
Валевицы все более и более становятся бременем для меня, мой возраст и состояние здоровья препятствуют всяческим трудам. Я прибыл сюда в последний раз для подписания свидетельства, в силу какового мой старший сын становится собственником поместья. Советую вам вступить с ним в соглашение по формальностям, подлежащим выполнению в связи с рождением ожидаемого вами ребенка. Они будут упрощены, если этот Валевский появится на свет именно в Валевицах. Такого же мнения придерживается и мой сын, о чем я вас уведомляю. Я делаю сие в осознании исполнения своего долга, моля Господа о сохранении вас в добром здравии.
Анастазий Колонна-Валевский».
Вот почему Флориан Александр Юзеф Валевский, сын Наполеона и его «польской жены», родился 4 мая 1810 года на родине матери и был записан в приходской книге как сын 73-летнего ясновельможного пана Валевского. Примечательно, что на крестинах младенца присутствовала французский посланник в Варшаве г-н Серра. Только в конце 1810 года мать решила отправиться с двумя своими детьми в Париж, причем ее сопровождали две племянницы мужа, Теодора Яблоновская, Тереза Бежинтская, и брат Марии, Теодор-Марцин Лончиньский. Он выполнял при своей сестре, совершенно неспособной заниматься денежными делами, роль опекуна, которую впоследствии успешно играл при своем племяннике [20].
Тем временем двор Наполеона вел напряженные приготовления к бракосочетанию императора. Этим актом, он, к своей нескрываемой радости, приобретал таких коронованных родственников, которым мог позавидовать практически любой монарх Европы. Потомок великого Карла V, правнучка незабвенной Марии-Терезии, внучатая племянница Людовика ХVI и Марии-Антуанетты, этих коронованных мучеников, – чего еще мог пожелать нищий корсиканский дворянин, изгнанный со своей родины? Правда, если бы он присмотрелся более придирчиво к своему тестю, возможно, им бы могли овладеть некоторые сомнения.
Император австрийский Франц I (1768–1835) (именно бурная завоевательская деятельность будущего зятя лишила его в 1804 году короны Священной Римской империи германской нации) был женат четырежды. Злые языки утверждали, что трех первых жен преждевременно вогнал в гроб его неуемный сексуальный аппетит. Естественно, что при заключении этих браков в первую очередь учитывались династические интересы. С первой женой, родной сестрой императрицы Марии Федоровны, жены Павла I, молодой Франц прожил всего пару лет, после чего она скончалась в преждевременных родах.
Пламенное желание как можно скорее обзавестись наследником заставило его уже через полгода после смерти супруги повести к алтарю принцессу Марию-Терезию Бурбон-Сицилийскую. Отец Франца и мать невесты были родными братом и сестрой, детьми великой императрицы Марии-Терезии. Мать Франца и отец новобрачной были родными сестрой и братом, отпрысками испанского короля Карла III. В результате в брак вступали люди с одинаковым набором ген, практически брат и сестра. Столь тесное родство привело к тому, что из двенадцати детей, рожденных у супругов, половина умерла в младенчестве, а половина, мягко выражаясь, проявляла сильно выраженные признаки вырождения и умственной отсталости.
Мария-Терезия скончалась от преждевременных родов в 1807 году [21], и Франц женился в третий раз, опять на своей двоюродной сестре Марии-Людовике Моденской. У молодой императрицы очень быстро выявилась чахотка, поэтому врачи порекомендовали ей не обзаводиться детьми. Она энергично взялась за воспитание своих пасынков и падчериц и крепко сдружилась со старшей дочерью мужа, Марией-Луизой. Чахотка свела ее в могилу в 1815 году, и император Франц в следующем году женился на дочери баварского короля Максимиллиана I. Принцесса, на 24 года моложе жениха, имела столь цветущий вид, что Франц в восторге воскликнул:
– По меньшей мере, я не заполучу опять через пару лет труп!
Полная покорность, безмятежное спокойствие и нетребовательность молодой жены вполне устраивали Наполеона, широко известно его высказывание адъютанту на утро после первой ночи с Марией-Луизой:
– Мой дорогой, женитесь на немке, они суть наилучшие женщины в мире, нежные, добрые, наивные и свежие как розы.
Он всячески ублажал эту молоденькую принцессу, не избалованную излишествами в большой семье отца. Для нее был приготовлен огромный гардероб (Наполеон пришел в восторг от маленького размера ступни ноги будущей жены, когда из Вены привезли ее туфельку в качестве образца для изготовления 50 пар разнообразного назначения обувщиком императрицы Жозефины. К ним прилагалось двенадцать дюжин пар шелковых чулок). Равным образом ювелиры, не разгибая спин, трудились над созданием уборов для императрицы.
Известно, что в восемнадцатом веке царили бриллианты; в девятнадцатом же, с легкой руки Наполеона, в моду вновь вошел жемчуг. Император, подобно Юлию Цезарю [22], обожал эти совершенные зерна, творение природы, отливающие перламутром. Для Марии-Луизы изготовили диадему, украшенную грушевидными жемчужинами, а в центр подвесили огромное яйцевидное зерно весом в триста тридцать семь гран. Оно было продано казной Пруссии парижскому ювелиру Нито и куплено Наполеоном за сорок тысяч франков. Впоследствии жемчужина оставалась в числе драгоценностей короны Франции, переходя с одного украшения на другое. В частности, ее носила жена Наполеона III, императрица Евгения. В 1887 году республиканское правительство Франции продало ее с аукциона уже за сто семьдесят тысяч франков, причем сильно продешевив. Покупателем был петербургский ювелир Фаберже, приобретший ее для княгини З. Н. Юсуповой. Она и вывезла ее после революции в Европу. Как это ни странно, жемчужина известна под названием «Регент», хотя, по мнению ювелиров, ей больше бы подошло «Наполеон».
Невзирая на роскошные туалеты, старшая дочь Франца не очень подходила на роль императрицы Франции, в особенности после Жозефины, как будто бы рожденной для трона. Она была робка, холодна и высокомерна, не способна вести светскую беседу. Это скоро выяснилось во время поездки супругов по Бельгии, Голландии и рейнским провинциям. Мария-Луиза часто восставала против нескончаемых приемов, аудиенций и церемоний, жалуясь на неудобства путешествия, плохую погоду и приступы нездоровья. Она чувствовала себя не в своей тарелке среди французов, казнивших ее двоюродную бабку и ее супруга. Надо сказать, Марию-Луизу невзлюбили и Бонапарты, так жаждавшие отделаться от «старухи» Жозефины. Она, собственно, платила им тем же, хотя внешне никак не проявляла этой неприязни.
Но Наполеон разбудил
