Послышались шаги, из-за развалин вышли двое, о чем-то стали расспрашивать Садыка. Тот громко говорил, указывая на лежащего, цокал языком.
Михаил Дмитриевич всем существом почувствовал нависшую опасность быть узнанным.
— Болен… Не видишь?.. Лихорадка… Совсем замучил… Зачем трогать? — убеждал Садык.
— Ладно. Пусть лежит.
Бандиты пробыли у колодца до вечера, и все это время Михаил Дмитриевич в напряженном ожидании прислушивался к голосам и каждую минуту ждал приближения бандитов. Конечно, так просто он в руки им не дастся, будет биться до конца. Но разве одолеешь всех? Да и остальных не пощадят. А на помощь рассчитывать не приходится…
Едва отряд Мургаба скрылся за барханами, удаляясь к колодцу Ортакуй, как вся группа Скобелева была на ногах.
— По коням! Марш-марш назад!..
На седьмой день они возвратились в Хиву.
О результатах поездки Скобелев докладывал самому Кауфману.
Тот слушал его, не перебивая, бросая короткие взгляды на лежащую перед ним карту.
— Следовательно, красноводский отряд возвратился с пути не без основания? — спросил генерал, когда Михаил Дмитриевич кончил.
— Совершенно верно. Не сделай они этого, все погибли бы.
— Ну что ж, вы справились с задачей блестяще. Свои прежние ошибки вы исправили, но уважения моего, увы, пока не вернули. Так-то, господин Скобелев.
И все же генерал вынужден был вручить Скобелеву Георгиевский крест 4-й степени за смелый поиск. Отмечены были и его сподвижники.
ГЛАВА 3
«А ОН, МЯТЕЖНЫЙ, ПРОСИТ БУРИ…»
Но завершении Хивинского похода Скобелеву предоставили длительный отдых для лечения. Не теряя времени, он поспешил в Петербург.
Мария Николаевна встретила его со слезами:
— Наконец-то!.. Жив!.. Мне столько за тебя пришлось пережить! Я все знаю… Все!.. Как же я извелась душой!
— Но теперь все позади. Видишь, живой, невредимый… Впрочем, немного повредило, но то не в счет.
Незаметно пролетела неделя, как вдруг за столом он объявил:
— Мне предстоит поездка во Францию.
— Это еще зачем? — рука отца повисла в воздухе.
— Во Францию? Лечиться можно и тут, — возразила мать. — Поезжайте в Крым.
— Миша, — только и произнесла Мария Николаевна.
— Меня не море привлекает.
— А что же? — насторожилась мать.
— Зачем тебе Франция? — поддержал ее отец.
— Не Франция меня привлекает. Из нее я легче попаду в Испанию.
— В Ис-па-нию-ю? — едва выговорила Мария Николаевна. Об Испании в эти дни не было разговора.
— Послушай, Михаил, что это за прихоти такие! — повысил голос отец. — Чем они вызваны?
— Ну, хорошо, объясню. Только поймете ли. Дело в том, что в Испании сейчас развернулся клубок событий, на который прелюбопытно взглянуть вблизи…
— Но там же, кажется, война, — нерешительно произнесла Мария Николаевна. — Только выбрался и снова…
В Испании, действительно, шли частые схватки между правительственными войсками и отрядами народных повстанцев.
— Тебя интересуют эти стычки? — пожал плечами отец. — Эка невидаль! Или своего опыта не хватает?
— Меня интересует тактика повстанцев. Узнать, в чем их сила? Какая организация? Чем вооружены, как лучше применять оружие и, естественно, тактику в подобных условиях. Прелюбопытного тут очень много.
— Для чего тебе все это? Ну, объявился дон Карлос, собрал вокруг себя недовольных, а ты пытаешься возвести его в ранг полководца, чуть ли не Блюхера.
— Блюхера? Нет уж, уволь меня, отец! Я далек от мысли считать великим этого старца-пруссака. Ты ведь знаешь, что, не будь у него талантливого начальника штаба, не было бы и Блюхера. Блюхер пожинал плоды трудов начальника штаба, светлая голова которого разрабатывала планы сражений, да вовремя подсказывала что делать, а от чего воздержаться. — К Блюхеру Михаил Дмитриевич относился с явной неприязнью, и слова отца задели его.
— Ну, хорошо, хорошо, — произнес отец. — Ты отвлекся. Хотел что-то сказать об испанцах.
— Об испанских повстанцах, — уточнил Михаил Дмитриевич: — мне думается, что приверженцы дона Карлоса или, как их называют, карлисты — не есть банда. В них нужно усматривать гораздо большую силу, возможно, силу народа. Такая же сила зреет и на Балканах. Пройдет немного времени, и там тоже возникнет нечто подобное. Только на Балканах будет сражаться народ против турецкого ига. И определенно мы, русские, братья болгар по крови и вере, придем им на помощь. Вот тогда-то и пригодятся наблюдения.
— Уж не собираешься ли ты на Балканы? — отец испытующе посмотрел на сына из-под седых кустистых бровей.
— Если там запылает, непременно вызовусь. И почитал бы за честь организовать ополчение.
Отец, выбив хлопком папироску, продул мундштук, поднялся и прошелся по комнате. Ему недавно исполнилось пятьдесят три года. Он старался не терять выправки, однако годы брали свое и следы их проступали и на отечном лице, и в голосе, фигуре, полноватой и слегка ссутулившейся. Он и поныне продолжал службу в чине генерал-лейтенанта и в должности генерал-инспектора кавалерии.
— В ополчение рваться не советую. Хотя и почетно, но малоперспективно. Тебе, офицеру Генерального штаба, следует держаться армии и быть на командных должностях. Штабов тоже остерегайся, обходи их. Служба там, сам знаешь, не весьма благодарная, хотя и требует ума да старания.
— Знаю, только обходить не так уж просто.
— А если уж попадешь, то не засиживайся… Кстати, слышал, что на тебя представление послано, на полковника. Говорю потому, чтобы там, в Испании, был осторожен. Сам себе не навреди.
Отец радовался успехам сына, но и немало тревожился, зная его неуравновешенность, горячность, даже лихую бесшабашность.
И был тяжелый, неприятный разговор с женой:
— Неужели, Мария, ты не можешь меня понять? Это же нужно для дела, которому служу.
— Я тебя поняла. Ты просто во мне не нуждаешься. Для тебя служба выше семьи. Все во мне протестует. Так больше не может продолжаться.
Во Франции Михаил Дмитриевич пробыл недолго, с нетерпением ждал вестей из-за близких Пиренеев. Там, в Испании, шли бои. Страна переживала бурное время. Полтора года назад карлисты вновь подняли восстание, которое вскоре переросло в войну. Она охватила пространную территорию Басконии, Наварры, Каталонии. Численность повстанческих отрядов превысила сто тысяч человек, объединенных в три армии.
Страсти в немалой мере подогревали при поддержке Ватикана католическое духовенство и местные феодалы, оказывая влияние на слепо идущее за ними население многих городов и деревень.
