Железнодорожная забастовка не была еще полностью ликвидирована.
Оставаясь почти безвыездно в Петергофе, я это время не виделся с Треповым, но узнал, что он просил графа Витте освободить его от занимаемых должностей. Недели через две граф Фредерикс мне сообщил, что государь решил назначить Трепова дворцовым комендантом. Реформа, проведенная им в качестве дворцового коменданта и заключавшаяся в том, что он объединил в своих руках всю охрану государя, подчинив себе полицию, пока на посту оставался Трепов, бывший в прекрасных отношениях с графом Фредериксом, не имела неприятных результатов. К сожалению, реформа эта, носившая временный характер, сохранилась и при преемниках Трепова. Особенно вредно она отразилась при последнем коменданте генерале Воейкове. Граф Фредерикс был уже очень стар и часто болел, я в это время получил назначение в Румынию. Воейкова сдерживать было некому, и он, пользуясь своим влиянием, стал полным и безответственным распорядителем полиции и первым лицом в окружении государя.
Позволю себе привести любопытное свидетельство К. С. Немешаева, начальника Юго-Западных железных дорог, приехавшего по приглашению Витте занять пост министра путей сообщения, о том что происходило на Невском.
Приехав только накануне, Немешаев захотел посмотреть, что делается на улицах. Пробравшись через толпу у Гостиного двора, он с трудом перешел на другую сторону Невского и стал на ступенях у входа в ресторан «Доминик», откуда и наблюдал за толпою. Она все росла. Патрули городовых, несмотря на все старания, не могли заставить ее двигаться. То тут, то там влезали на возвышения какие-то люди и что-то выкрикивали. Толпа запевала «Марсельезу», которая неизменно оканчивалась криком, не похожим на «ура».
Вдруг от Николаевского вокзала появились казаки, идущие полной рысью по. обоим тротуарам Невского, с пиками наперевес. Толпа бросилась врассыпную. Немешаева столкнули со ступеней на панель. Прямо на него неслись казаки. В это время проезжал извозчик, с пролетки которого седок кричал что-то толпе. Немешаев вскочил на подножку, но, поскользнувшись, упал поперек дрожек. В это время подскакал казак и нанес несколько ударов нагайкой оратору, который соскочил в толпу. Казак заставил извозчика свернуть к Гостиному двору. Увидя в это время лежащего в дрожках Немешаева, он успел ему дать несколько ударов нагайкой пониже спины.
Так получил боевое крещение новый министр конституционного правительства.
Витте составлял свой кабинет, как известно, довольно долго и встретил немало трудностей в выборе лиц. Надо сказать, что государь в это время не только не оказывал давления на С. Ю. в смысле указания кандидатов, но не отвергал и предлагаемых.
Кандидатуру Федора Самарина, предложенную Витте, государь принял даже с радостью, но Самарин, вызванный в Петербург, наотрез отказался вступить в кабинет, не сочувствуя программе Витте. Сергей Юльевич был так смущен, что попросил Самарина свой отказ изложить письменно, дабы представить его государю в доказательство того, что Самарин не стал министром по его собственному нежеланию.
Несколько человек, намеченных Витте, также отказались подобно Самарину и Таганцеву. Некоторые это делали по принципиальным соображениям, другие, зная одинокость С. Ю. при дворе и в высших бюрократических кругах, не хотели связывать с ним своей карьеры. К тому же, как я уже несколько раз упоминал, в это время было чрезвычайно мало людей, достойных назначения на ответственные посты. Все это вместе взятое, с одной стороны, объясняет трудное положение, в котором был С. Ю., а с другой — предопределило, что в конце концов им составленный кабинет никого не удовлетворил, в том числе и самого Витте. Достаточно вспомнить, что в первый конституционный кабинет вошел министром внутренних дел П. Н. Дурново, известный своими консервативными взглядами, который позже возглавлял крайне правую группу в Государственном совете.
Министра народного просвещения в новом кабинете, графа И. И. Толстого, я знал очень хорошо. Он был вице-президентом Академии художеств, подчиненной министерству двора. Граф Толстой был человек прямой, честный и с большим чувством такта. У меня осталось впечатление, что он очень хорошо справлялся во время волнений 1905 года со студентами высших учебных заведений, а также умел поддержать лояльные отношения с профессорами. Сочувствуя реформаторской политике Витте, он управлял министерством в духе умеренного либерализма. Поэтому граф Иван Иванович не почел для себя возможным остаться, несмотря на полученное предложение, в кабинете Горемыкина, считая, что новый премьер восстановит бюрократически-консервативное направление, а такие резкие повороты Толстой считал весьма вредными.
Черносотенная пресса долго занималась отставкою графа Толстого, подыскивая для нее причины обидные и даже оскорбительные.
Вспоминаю один разговор с генералом Петром Семеновичем Ванновским во время моего дежурства в качестве флигель-адъютанта в приемной государя. Ванновский был тогда министром народного просвещения. В свое время, когда он еще был военным министром, я довольно продолжительное время был его личным адъютантом и пользовался полным его расположением.
В ожидании доклада у государя мы разговорились. Генерал меня спросил:
— Кто это нашептывает государю разные небылицы, которые по проверке оказываются сплошным вздором?
Я откровенно ответил, что все лица ближайшей свиты настолько дисциплинированны и осторожны, что не станут передавать государю непроверенных слухов.
— В таком случае, вероятно, эти слухи передаются с дамской стороны. Тем хуже, потому что бороться против этого невозможно. Но это еще более затрудняет и без того нелегкие для меня доклады.
— Неужели для вас доклады трудны, ведь государь вам абсолютно доверяет?
— Доверять-то доверяет, но что-то ежится при моих докладах.
— Что вы хотите сказать словом «ежится»?
— А помните смотр Александром III Усть-Ижорского лагеря? Тогда нас промочил проливной дождь. Я обратил ваше внимание на то, что наследник Николай Александрович ежился под дождем. Вот во время моих докладов государь точно так же ежится; а мне изображать из себя дождь не очень приятно.
— А вы знаете, Ваше высокопревосходительство, а ведь и я ежился при первых докладах вам. Ведь вы бываете иногда крутоваты в своих суждениях, и к этому надо привыкнуть.
— Пожалуй, вы правы, но так как, очевидно, государь привыкнуть не может, то я ищу себе заместителя, который умел бы мягче докладывать, но при этом говорил бы правду. Ищу, ищу, но никак найти не могу.
