первого предупреждения, показывавшего, что даже великий князь Павел, в прошлом такой популярный в войсках, которого до сих пор не тревожили, больше не был в безопасности… И случаев бежать у нас было предостаточно! Многие верные офицеры, приводимые моим сыном Александром, предлагали свои услуги в организации нашего побега. Один из них, по фамилии Бриггер, которого прежде я встречала у молодых Юсуповых, по собственной инициативе пришел к великому князю и сказал:
– Ваше высочество, опасность для вас и ваших близких увеличивается с каждым днем. Я летчик, и мой командир, полковник Сикорский, изобретатель «Ильи Муромца», в курсе моих планов. Однажды ночью я сяду на одну из лужаек царскосельского парка, которую мы выберем вместе с вами. Вы прибудете туда с княгиней, вашими тремя детьми и небольшим багажом. Мой самолет – это настоящая комната с креслами. Через четыре часа мы будем в Стокгольме…
Великий князь с грустью посмотрел на него.
– Дорогой друг, – сказал он ему, – я тронут до глубины сердца, но то, что вы мне предлагаете, это какой-то Жюль Верн! Как, по-вашему, мы могли бы исчезнуть так, что никто не заметил малейших наших приготовлений? За нами следят, шпионят, присматривают наши слуги. Нас схватили бы с поличным, и наша участь, и ваша тоже, была бы много хуже, чем сейчас…
Бриггер ушел расстроенный. Миссия, возложенная на него Сикорским, провалилась. После этого визита я видела его еще лишь раз; два месяца спустя он бежал от большевистского нашествия. Что же касается Сикорского, русский подданный, но поляк по национальности, он вернулся к себе на родину и сейчас там является прославленным командующим одной из армий [45].
Итак, мы остались в Царском, ожидая чуда с небес, то есть прихода лучших дней… но каждый день становился все ужаснее и страшнее…
После чудесного лета наступила теплая осень, солнечная и светлая. Мы почти все время проводили в саду, где я ради развлечения собирала опавшие листья. Тем самым я, через сильную физическую усталость, успокаивала свои нервы. С наступлением вечера мой любимый муж читал нам вслух в розовой гостиной, где я собрала все свои любимые безделушки. Спокойствие нашей жизни было лишь однажды нарушено свадьбой моей дочери Марианны 17/30 октября 1917 года с графом Николаем Зарнекау. Церемония состоялась в Знаменской церкви, потом гости приехали к нам. Новобрачные отправились в Киев, откуда три недели спустя вернулись с огромными трудностями. Я выезжала в город лишь для того, чтобы навестить мать, сестру и племянниц. Поездка по железной дороге превратилась в настоящую пытку. Разнузданные солдаты расположились в первом классе и оскорбляли дам, пытавшихся сесть. Стекла в вагонах были выбиты, обивка сидений содрана. Большое сокращение количества вагонов из-за нехватки топлива вынуждало путешествующих стоять, прижавшись друг к другу.
В городе извозчики запрашивали безумные цены. Не осталось ни одного городового, чтобы поддерживать порядок. Я больше не осмеливалась ездить на автомобиле из опасения, что на улице машину реквизируют. Мы жили в страхе, неуверенности, неопределенности… В Петрограде партия крайних увеличивалась, и многочисленные признаки позволяли предположить ее силу. Большевистские агенты были повсюду. На вокзалах, на всех углах улиц люди заговаривали с прохожими, не боясь возбуждать их против Временного правительства, критикуя его на тысячу ладов. Должна признаться, что моя личная ненависть к правительству, воплощенному для меня в Савинкове и Керенском, побуждала весьма снисходительно прислушиваться к подобным опасным речам. Короче, в последних числах октября разошелся слух, что большевики собрали свои силы, перебили в Петрограде кадетский корпус и женский батальон, посадили в тюрьму министров Временного правительства, и только Керенский убежал в Гатчину, а Савинков в Псков. Говорили, будто министр иностранных дел Терещенко, арестованный большевиками и отправленный в Петропавловскую крепость, встретился там с царским министром юстиции Щегловитовым, который сказал ему:
– Вот и вы, Михаил Иванович! Вот уж действительно, стоило пожертвовать пять миллионов рублей на революцию, чтобы попасть сюда! Сказали бы мне, что хотите побывать здесь, я бы посадил вас бесплатно…
29 октября/ll ноября в Царском царило большое оживление. В него вошли казачьи полки, раздававшие объявления с призывами к населению сохранять спокойствие и оказывать поддержку правительству. По дороге, идущей вдоль решетки нашего дворца, на всей скорости скакали галопом конные эстафеты. Ближе к вечеру послышалась глухая канонада, которая прекратилась с рассветом. Утром 30 октября/12 ноября, в солнечную ясную погоду, канонада возобновилась еще мощнее и ближе, чем накануне. Вдруг, около полудня, одновременно начали звонить колокола церквей Царского. Пушечная стрельба, смешивавшаяся с колокольным звоном, наводила на мысли о борьбе добра со злом… Увы, победило зло. Колокола замолчали, а канонада становилась все сильнее. Я была с девочками в саду и увидела Владимира в открытом окне второго этажа.
– Мама, – сказал он мне, – посмотри на золотой крест над собором Святой Екатерины. Как он блестит! Солнце направило на него все свои лучи! Сколько бы пушки ни гремели, рано или поздно победит Крест…
Как прекрасен был в тот момент мой сын, произнося эти слова!.. Я видела, что им овладело божественное вдохновение. Увы! Наш Господь приготовил крест и ему…
Внезапно над нашими головами прогремел громкий взрыв. Задрожали стекла в окнах дома. Мы инстинктивно пригнулись, словно желая избежать удара. Управляющий делами великого князя, артиллерист полковник Петроков, сказал мне:
– Ваша светлость, это неблагоразумно. Вас в любой момент могут убить. К тому же нет никаких сомнений в том, что большевики окажутся победителями. Мне только что сообщили, что казаки отступили, а Керенский, который был здесь утром, трусливо удрал на автомобиле… В данный момент хозяевами Царского, очевидно, являются большевики.
Действительно, канонада постепенно стихала, около шести часов она совершенно прекратилась. В девять часов вечера полковник Петроков сообщил нам, что большевики в Царском и заняли дворец великой княгини Марии Павловны, вдовы великого князя Владимира, напротив нашего. Это была тревожная ночь. Я просыпалась и вздрагивала от малейшего шума, но нас оставили в покое.
На следующий день, 31 октября/13 ноября, около четырех часов, я была в парке с моим сыном Александром, который приехал нас проведать 29-го и теперь не мог уехать. Вдруг мы увидели отряд солдат, матросов и красногвардейцев (вооруженных рабочих) под командованием военного, направляющийся мерным шагом к нашему дому. Меня охватила безумная тревога. Я побежала к мужу, который пил чай в большой столовой зале, и одновременно двое лакеев, бледные и перепуганные, вошли со стороны служебных помещений.
– Ваше императорское высочество, большевики здесь, они устроили обыск и ищут оружие.
Великий князь остался спокоен. Он позвал к
