себе старшего.
– Что вам угодно? – спросил великий князь.
– У меня приказ произвести у вас обыск и изъять все оружие, которое мы найдем.
– В таком случае действуйте, – сказал великий князь, понимавший бессмысленность сопротивления.
Я рассматривала вновь вошедшего. Среднего роста, худощавый, черные курчавые волосы, нос с горбинкой, короткая острая бородка, маленькие глазки, очень бледное лицо. Ярко выраженный еврейский тип. Фамилия его был Георгенбергер. Он позвал одного из своих людей и приказал начинать обыск. Четырнадцать матросов и солдат стали всюду рыться.
У великого князя была превосходная коллекция сабель и шпаг всех времен и видов. Лучшие образцы из Толедо соседствовали с кирасирскими палашами времен Екатерины Великой с выгравированными на них изображениями Богоматери. Все это беспорядочно засовывалось в мешок. Забрали четыре или пять табельных револьверов и браунингов разных калибров. После короткого визита ко мне перешли в комнаты Владимира, где тоже обнаружили кучу оружия. Когда солдаты хотели забрать его боевую саблю с красивым драконом на рукоятке, Владимир сказал им:
– Товарищи, эту саблю с драконом мне дали на войне за храбрость. Оставьте мне ее.
Солдаты молча протянули ему саблю и вышли. Владимир был в восторге, потому что они забыли заглянуть в ящик его ночного столика, где на самом виду, возле Евангелия, лежал браунинг. Зайдя в комнату бонны девочек, нашей дорогой бургиньонки Жаклин Теро, они заметили на стене цветную гравюру, изображавшую Николая II, и рядом другую, с маршалом Жоффром. Они сорвали портрет императора и хотели так же поступить с Жоффром, но не на ту нарвались! Жаклин решительно воспротивилась этому и, худо-бедно изъясняясь по-русски, сказала им:
– Я – француженка, вы – русские. Оставьте моего французского генерала и убирайтесь на…
Солдаты решили, что Жаклин назвала их хулиганами. Сначала они хотели обидеться, но потом расхохотались и пошли искать в других местах. Особенно их заинтересовал винный погреб. Георгенбергер отправился туда вместе с ними и, убедившись, что никакого оружия в погребе нет, выгнал их оттуда по одному: у каждого он нашел припрятанную бутылку, которую заставил вернуть на место. Я, повсюду следовавшая за ними, удивилась этой дисциплине, пришедшей на смену расхлябанности войск Керенского.
Когда обыск закончился, Георгенбергер обратился к великому князю:
– А теперь я попрошу вас вызвать ваш автомобиль и следовать за мной; у меня приказ доставить вас в Петроград, в Смольный, где заседает Совет. – И он достал бумагу.
Я думала, что упаду в обморок. Великий князь, очень бледный, встал, чтобы пойти одеться. Я последовала за ним. Он сменил генеральскую форму на штатский костюм. Камердинер собрал ему чемодан. Я вернулась к Георгенбергеру и спросила его, могу ли я сопровождать мужа. Он сказал, что приказано привезти его одного. Александр, в английской форме, вскочил на велосипед Владимира и помчался в Совет просить разрешения сопровождать великого князя. Совет обосновался в бывшем доме князя Путятина, начальника дворцового управления. Мой сын сказал, что он англичанин, но говорит по-русски, и спросил, по какой причине великого князя увозят в Смольный и может ли он его сопровождать. Ему ответили, что «Павлу Романову» не сделают ничего плохого, когда привезут в Петроград, но господин английский офицер может поехать с ним. Его мундир явно произвел впечатление. Мой сын сразу вернулся домой и успел сесть в автомобиль, увозивший великого князя, троих матросов и его нового тюремщика.
Авто не скрылось из виду, мы не успели опомниться от изумления, когда в столовую ворвался наш старший повар, бледный и дрожащий:
– Ваша светлость, скорее бегите в Совет, просите, умоляйте! Я только что узнал из надежного источника, что его высочество сегодня же ночью переведут в Кронштадт. А вы знаете, каким пыткам там подвергают офицеров. Его будут истязать, может быть, убьют…
– Поедемте со мной, – сказала я ему в полном отчаянии.
Я дрожала всем телом, сердце колотилось так, что едва не разрывалось, но сейчас было не время думать о себе. Я набросила на плечи пальто и вызвала второй автомобиль. Я села в него рядом с поваром, сменившим на пальто и кепку свою белую куртку. За время короткого пути повар (его звали Чекалин) дал мне множество рекомендаций… Приехав в Совет, я увидела там необычайное оживление. Туда-сюда ходили солдаты, покрытые пылью и потом, в грязи до подбородка. У двери меня остановил суровый часовой.
– У меня встреча с товарищем Рошалем, – с апломбом заявила я, следуя советам повара.
Имя произвело магический эффект. Я вошла; путь мне преградил новый часовой.
– Прохода нет! – крикнул он.
– Меня ждет товарищ Рошаль.
И снова меня пропустили свободно. Я вошла в бывшую гостиную княгини Путятиной. Какие перемены! Вместо прежних прекрасной мебели, картин, ковров повсюду отвратительная грязь, голые стены, белый деревянный стол, три сломанных стула. Двое стоявших мужчин рассматривали меня с любопытством и интересом. Один из них, матрос, маленький, коренастый, с большими усами, – позднее я узнала, что это знаменитый Дыбенко, прославившийся своей жестокостью «муж» Коллонтай, – другой, тоже маленький, совсем молодой, с едва пробивающимися усиками, самого чистого семитского типа.
– Я бы хотела поговорить с товарищем Рошалем, – сказала я.
– Это я. Что вам угодно? – спросил молодой человек.
Его товарищ, потеряв интерес, ушел.
– Товарищ Рошаль, – сказала я, – только что увезли моего мужа, Павла Александровича, который ни в чем не виноват. Мне сказали, что его повезут в Петроград, в Смольный, но я узнала, что по вашему приказу его отправили в Кронштадт. Умоляю вас, отмените ваше решение.
– А, так это вы княгиня Палей. Интересно взглянуть на вас вблизи…
– Товарищ, – обратилась я к нему, – умоляю вас…
Должно быть, я вложила в эти слова всю свою тревогу.
– Чего вы боитесь? Я отправил его в Кронштадт, потому что сам оттуда, и отдал четкие распоряжения, чтобы с вашим мужем хорошо обращались…
Видя что-то человеческое в этом картавящем молодом человеке, я почувствовала, что выиграла. Я говорила так много и убедительно, что через несколько минут он мне сказал:
– У меня здесь нет ни телефона, ни бумаги для письма. Что делать?
– Поедем к нам, – предложила я. – Вы получите телефон, чернила, бумагу и даже кое-что, чтобы перекусить, потому что я чувствую, что вы голодны.
Он признался, что это правда, что у него не нашлось ни минуты, чтобы поесть. Повар велел подогнать авто; Рошаль подозвал своего заместителя Б., с которым я впоследствии неоднократно встречалась, и вот я уже еду домой в компании повара и двух большевистских начальников! Чего бы я не сделала ради освобождения моего любимого великого князя!
Приехав ко мне, товарищ Рошаль сразу же бросился звонить в Смольный, который
