От Кекертака я отправился к фьорду Тоссукатек в умиаке с командой широкоплечих, краснощеких, белозубых молодцов – лучших представителей из всех встречавшихся мне эскимосов. На мой неопытный взгляд фьорд казался совершенно непроходимым. От одного берега до другого он был буквально заполонен громадными плоскими айсбергами; в узких проходах и извилистых полыньях между ними, по-видимому, теснились обломки айсбергов и поля плавающего льда. Но мои лоцманы в каяках, казалось, инстинктивно знали, где был проход, и на второй день мы без приключений добрались до вершины фьорда.
Это путешествие вдоль длинного, узкого истока такого громадного и подвижного ледника, как Тоссукатек, было преисполнено неописуемого величия. Воздух постоянно сотрясался от ударов, разнообразных по силе – от щелканья пистона до канонады тяжелой артиллерии; буквально ежесекундно до нас долетали отраженные раскаты, словно где-то бушевала гроза, и волны, вызванные разламывающимися айсбергами, заставляли весь этот величественный ледяной флот качаться, вздыматься и разбиваться с беспрестанным шумом о скалы.
Ледник, когда я увидел его в первый раз, простерся поперек вершины фьорда, подобно гигантской розовой плотине, а над ним вздымался голубой величественный внутренний лед.
Поздним вечером 3 августа, как только солнце опустилось за северные горы, я выбрался из своей маленькой палатки, разбитой у самого края ледяного покрова, и в одиночку отправился на разведку «большого льда» через основание полуострова Нурсоак. Три дня спустя я вернулся, пройдя по льду до края ледника Карриак около 25 миль к северу, где буквально на несколько мгновений остановился, чтобы полюбоваться величественным бассейном большого ледника, который представлял собой хаотическое нагромождение льда. Затем подул юго-восточный ветер, который пронес через великолепные, испещренные ледяными горами голубые воды фьорда Оменак черные облака. Они нависли над Нурсоаком, скрыли снежные вершины Окайтсорталика и Майоркарсуатсиака и их «коллег» и подернули пространство вокруг меня вуалью падающего снега и дождя.
Затем, пробиваясь сквозь бурю, я вернулся по своим следам к палатке. Эта уединенная прогулка в молчании, унынии и бесконечной шири «большого льда» произвела на меня огромное впечатление.
Вернувшись в Кекертак, я взобрался на извилистый пик Найат на северной стороне фьорда, откуда открывается великолепный вид на всю северо-восточную часть бухты Диско. Перед глазами наблюдателя, находящегося на пике Найат, расстилается, словно на карте, весь фьорд Тоссукатек со своими разветвлениями в проливе Икаресак и с громадным ледником у его вершины, и, по-видимому, ровный горизонт простирается от северо-востока к юго-западу. Из Кекертака я отправился к знаменитым, богатым ископаемым материалом пластам Атанекердлюк. Здесь я нашел остатки деревьев, черные окаменелости, четко демонстрирующие строение древесины и коры. Куски песчаника хорошо раскалывались на пластинки, между которыми были видны ясные, резкие отпечатки больших, с неровными углами, листьев; каждая мельчайшая прожилка и тонкая зазубрина краев были видны так же четко, как линии гравюры на стали; встречались и длинные, узкие, сужающиеся к концам листья, и великолепные перистые папоротники.
У тех, кто может по достоинству оценить удивительную историю этих отпечатков листьев, не исследованных еще под микроскопом специалистами, эти ископаемые вызывают странное впечатление. Как будто держишь в руках только что разрезанные, серые страницы книги, отпечатанной бесконечное число веков тому назад, со свежими, зелеными листьями, рассыпанными по ней, которые кажутся знакомыми нам и напоминают листья бука, магнолии и дуба, какие мы можем видеть в июне на залитых солнцем окраинах какого-нибудь из наших лесов; однако, взглянув поверх страницы, мы видим внизу под собой скопление громадных айсбергов и, за узким проливом, вечный ледяной купол острова Диско, венчающий утесы и разбросавший по их бокам ледяные рукава. Я спустился вниз, и меня не покидало странное фантастическое чувство, что если я сейчас вернусь и взгляну на ущелья, то увижу лиственный лес, шелестящий и сверкающий в солнечным свете. Однако все это составляет только часть этого края поразительных контрастов; этого края полуночного солнца и полуденной ночи, тропического неба и вечного снега, гор, полускрытых вечными ледяными покровами, но еще наполненных жаром древних вулканических огней.
От Атанекердлюка я отправился в Кекертак, оттуда в Ритенбанк, затем снова на неповоротливом парусном вельботе в Годхавн, куда за мной 6 сентября пришел «Орел».
Из Годхавна «Орел» отправился прямо на запад, через залив Баффина, пройдя сквозь участки скоплений обломков «срединного» льда, и бросил якорь вблизи острова Агнесмонумент, к северу от реки Клайд. Низкий берег и лежащие позади него горы были практически полностью укрыты снегом; сплошное ледяное подножие скрывало берег. Новый лед намерзает быстро, и уже утром он оттеснил нас, и «Орел» пошел к северу и бросил якорь в бухте Проворства. Этот известный китобоям, но не нанесенный на карту проход, находится к северу от мыса Каргенхольм, в группе совершенно не исследованных островов и глубоких фьордов. Окрестности гавани, очертания которых проступали сквозь густой снег, и гонимые ветром облака создавали впечатление первозданной природы; в глубине гавани виднелись остроконечные, разбросанные то тут, то там горы.
Черные, вертикальные скалы их вершин резко и очень рельефно выделялись на белом фоне. Девять дней простояли мы здесь, среди практически беспрестанного снежного шторма. Затем 20-го числа на рассвете Джекман направил «Орла» против задувающей с северо-востока метели и пошел назад к фьорду Эглингтон. Земля с подветренной стороны постепенно вышла из облаков, и показался мыс Адер, позади которого к северу был хорошо заметен конический пик. Пики на северо-западе от него также были скорее конической формы. Далее на мрачном заднем плане рельефно вырисовывался пролив Скотта; его вертикальные стены были далеко видны среди гор, уходящих вглубь земли. Если смотреть на остров Скотта у входа в гавань, то он напоминает гигантскую крепость с вертикальными стенами 1500 футов высотой, гладкими и ровными, словно они были выложены каменщиками.
Достигнув Эглинтона, мы направились к бухте Равенскрег, на южной его стороне. Берег здесь представляет собой ровную скалу, без гальки и песка вдоль ее сглаженного волной берега. В гавани уже находились три китобойных судна: «Эскимос», «Деятельный» и «Нева Зембла»; при наступлении ночи свой якорь здесь бросил и «Орел».
