Достигнув Эглинтона, мы направились к бухте Равенскрег, на южной его стороне. Берег здесь представляет собой ровную скалу, без гальки и песка вдоль ее сглаженного волной берега. В гавани уже находились три китобойных судна: «Эскимос», «Деятельный» и «Нева Зембла»; при наступлении ночи свой якорь здесь бросил и «Орел».
Бухта Равенскрег одна из самых удобных на всем этом берегу. Узкий, глубокий проход врезается на несколько миль в землю. На следующий день пришла «Терра Нова»; китобои стояли здесь следующие десять дней, ежедневно посылая шлюпки на поиски китов. Иногда до тридцати шлюпок сновали туда-сюда, и тогда фьорд выглядел очень оживленно. Если ветер был благоприятным, суда сами ходили под парусами (китобои никогда не пользуются винтами, находясь вблизи китов) и плавали возле устья фьорда. Во время вылазок на берег члены экипажей этих кораблей убили до десятка медведей. Однажды шлюпки «Орла» также пришли со шкурами двух медведей, убитых острогами в воде. Экипажи трех лодок боролись вместе, чтобы не позволить одному из этих могучих животных забраться в лодку и отомстить за предательский удар сталью.
В последний день сентября мы отправились к острову Бьют на южной стороне Клайда. Берег от Эглинтона до Клайда похож на длинное глубокое ущелье. В полдень следующего дня мы подошли к Катерхеду (на картах китобойных кораблей он обозначен как мыс Рейпера). Здесь мы увидели корабли, это были «Полынья», «Эскимос» и «Терра Нова», а затем шли вдоль берега от Катерхеда до мыса Катер десять дней. В течение этого времени снег шел почти беспрерывно, и молодой лед образовывался с подветренной стороны выступающих мест или около старого льда, где была тихая вода. Однажды утром барометр быстро упал, а после обеда перестал идти снег, после чего с юго-востока на нас обрушился ужасный шторм.
Абсолютный штиль, спокойное море – и вдруг практически бесшумно появляются высокие тяжелые волны, до этого подымавшие и опускавшие, словно пробки, огромные айсберги. Затем волны бросали огромные куски льда на юго-восточную отмель Катерхеда и разбивали их о скалы, и все это действо сопровождалось грохотом, вздымающейся пеной и раздробленным на мелкие кусочки и разлетающимся во все стороны льдом. На закате ярко-голубые стальные западные горы стояли среди пылающего неба и моря, затем появились бриллиантовые россыпи звезд; Млечный Путь соперничал по яркости с зарей, и бешеный ветер дул сквозь утесы. Нас задел край полярного урагана, несущегося по проливу.
8 октября я в первый раз увидел кита; он был и первым, увиденным с борта «Орла» в это лето. Громадное черное животное играло в небольшой полынье среди паковых льдов вблизи горы; когда кит падал головой вниз, его хвост и без малого половина тела выделялись на фоне гор; в этот момент было видно, что хвост, взбивающий тучи морской пены, находится на уровне грот-реи. Порезвившись несколько минут, кит ушел куда-то на юг. У Катерхеда к нам на борт поднялись несколько туземцев. Одно семейство – вдова, старший и младший сыновья, и дочь с ребенком, – показалось вполне опрятным и смышленым. У старой дамы были татуировки в виде линий, изгибающихся от переносицы вверх над глазами и от ноздрей через щеки к ушам.
У дочери было веселое и даже миловидное лицо, с темно-карими глазами и румянцем на щеках. На ногах у нее были особые длинные сапоги из тюленьей кожи – каммингсы, с громадными карманами с наружной стороны. То, как они выглядели над коленями, напомнило мне шаровары турчанок. Ребенок был полностью, за исключением лица и рук, завернут в пятнистую шкуру, и когда его вытащили для кормления, он был похож на цыпленка, только что вылупившегося из скорлупы. Сыновья были крупными, широколицыми парнями, взгляд которых говорил об их сообразительности.
Утром 10-го числа мы обнаружили, что у всех кораблей по ватерлинии намерз тяжелый пояс льда. В полдень «Орел» снова отправился на юг. В полночь мы вошли в лед к северу от мыса Хупера, и на следующий день я и Джекман застрелили трех медведей. Надо сказать, что такая охота сама по себе не опасна для охотника, однако есть определенный азарт в том, чтобы пробиваться сквозь лед и, догоняя громадную дичь, править китобойным судном, словно крепкой лошадью на охоте. Лед был достаточно плотным, так что «Орел» едва плыл вровень с медведями, судно, содрогаясь от ударов ледяных полей, дрожало, медведи же прыгали с одной льдины на другую, скрывались среди ледяных холмов и бросались в широкие полыньи, так что мы без толку потратили несколько патронов, прежде чем попали в одного из них.
Трудно было сказать, удачен выстрел или нет, так как даже при незначительном ранении животное с ревом хваталось за рану. Один из медведей, получивший, когда он пустился бежать, пулю в заднюю лапу из моего винчестера, схватился за рану, дважды лягнул лапой и задвигался еще быстрее, затем капитан прострелил ему вторую лапу; после этого мы несколько раз промахнулись, и он бросился в воду. В этот момент я пустил ему пулю в голову, зверь зашатался, и когда он пытался выбраться на лед, вторая пуля, попавшая в основание черепа, окончательно свалила его на землю. Это был старый медведь, без единого грамма лишнего жира, с великолепной головой и зубами. Его мощнейшим лапам позавидовал бы любой профессиональный борец.
13-го числа, после полудня, «Орел» прошел по краю паковых льдов и вошел в темные, с рябью на поверхности, свободные ото льда воды пролива, около мыса Вальсингам.
На следующий день после полудня нас настиг полярный ураган; поначалу снег падал ровными слоями на палубу, а затем с невероятной быстротой поднялись огромные волны. Мы работали до тех пор, пока все китоловные приспособления не были переправлены из шлюпок в трюм, вместе со всем, что невозможно было зафиксировать на палубе; сами вельботы были привязаны двойными канатами, люки закрыты, и паруса были закреплены еще сильнее; затем весь экипаж подтянул якорь, сразу три матроса с трудом повернули штурвал, и старое судно встало носом к урагану. Цепляясь за подветренную сторону около мостика, совершенно засыпанные, за исключением глаз, снегом, я и Джекман стояли, наблюдая за бешеными волнами, которые догоняли нас, появляясь из ослепляющей метели. В течение нескольких мгновений ничего невозможно было расслышать. Затем зеленое чудовище подбросило корму «Орла» высоко в воздух, пронеслось над гакабортом, прорвалось сквозь трубу винтового двигателя и с шумом ушло дальше. «Вперед!» – прозвучал сигнал в машинное отделение: штурвал сделал оборот, двинулся руль, и, подстегиваемый винтом, парусами и рулем, «Орел» закрутился как волчок, взобрался на второе серо-зеленое чудовище, прошел через его вершину и спустился с другой стороны.
