- Молодец! - похвалил я его и, увидев свою "малютку", помчался к ней.
Утро выдалось малооблачным. Нас принялась бомбить авиация. Зенитчики едва успевали отбиваться. Краска на раскаленных пушках горела.
Я подобрал еще несколько человек из воды. С плававшей деревянной крестовины двух женщин снял. Одна была беременной, тошнить ее начало. Думал, роды начнутся, но ничего, обошлось". "
РАССКАЗ ПАССАЖИРА
На острове Гогланд оказалось много полуголых мужчин и женщин. Их высаживали на сушу катера, сновавшие между островом и тонущими транспортами.
Я подошел к бледнолицему мужчине лет сорока. Стоя в трусиках, - он сушил на ветках сосенки только что выжатую серую фуфайку. Представившись ему, я попросил:
- Расскажите, пожалуйста, на каком корабле вы плыли и как попали на остров? Но прежде всего... позвольте узнать ваше имя.
- К чему вам мое имя? Я героических поступков не совершил, был обычным пассажиром на ледоколе "Вольдемарес", - ответил мужчина. - Ставьте, как в таких случаях принято, - "пассажир Н". Это совпадает с моим именем. Я на короткое время прибыл в Таллинн, и сразу же пришлось эвакуироваться. На ледоколе пассажиров собралось много. Все в каютах не разместились. Я остался на палубе.
Первое время мы плыли за вереницей больших судов спокойно. Артиллерийский обстрел начался часов в шесть. Почти одновременно появились и самолеты.
За нами вслед шло госпитальное судно. Стоило ему отклониться в сторону, как раздался взрыв и судно, накренясь, стало тонуть.
- Надо спасать их! - закричал я. - Спустите шлюпки!
Капитан ледокола, услышав наши голоса, в рупор прокричал:
- Очистить палубу... всем пассажирам вниз!
Я послушно начал спускаться вниз по трапу. Вдруг почувствовал сильный толчок... наш ледокол словно подпрыгнул и затрясся в грохоте. Взрывной волной, поднявшей угольную пыль, меня вновь выкинуло на верхнюю палубу.
Вскочив на ноги, я стал осматриваться. Ледокол сильно накренился. Мина, видно, взорвалась под угольной ямой, потому что оседала черная пыль, трещавшая на зубах.
Одни люди возились со шлюпками, другие, надев спасательные пояса, прыгали в воду, третьи суетились, не зная, что предпринять.
Я решил снять с себя лишнюю одежду. Остался в трусах и... фуфайке, полагая, что в ней будет теплей в воде.
На палубе грудой лежали деревянные плотики, заготовленные командой на всякий случай. Я вытащил один из них и подошел к борту. Мутная и вспененная вода была близко: до нее осталось не более метра. Я столкнул плотик и прыгнул сам.
Плотик на воде не хотел подчиниться мне: то он вставал на дыбы, то увертывался из - под рук и переворачивался. Это продолжалось до тех пор, пока я не догадался лечь на него животом и грудью. У меня появилась надежная опора и свободными оставались руки и ноги.
На сильно накренившейся палубе ледокола появились две женщины. Они не решались прыгать. Я им посоветовал скорей сбросить плотики и отплыть в сторону. Я где - то читал, что тонущие корабли увлекают за собой в воронку все, что находится рядом.
Женщины не прыгнули, а как - то сползли в воду и, молотя ногами, поплыли в сторону от тонущего судна.
Я не видел, как ледокол ушел под воду, слышал лишь за спиной его предсмертное сопение и страшный гул вытесняемого из трюмов воздуха.
Когда я оглянулся, то на месте ледокола крутилась огромная засасывающая воронка. Булькая и чмокая, она заглатывала все, что попадало в жерло... Выплывали из пучины только деревянные обломки.
Мы плавали, держась за доски и плотики, часа полтора. Потом нас подобрали шлюпки с номерного транспорта. У меня еще сохранились силы: сам вскарабкался по штормтрапу на высокий борт.
На транспорте нам выдали сухую одежду. Мне досталась рубашка из "беу" и хлопчатобумажные штаны.
Вместе с другими спасенными я устроился на решетке машинного отделения. Отогревшись, начал дремать, так как уже надвинулась ночь. Но какой сон, когда то и дело вздрагиваешь от толчков и недалеких взрывов!
Утром опять начались налеты авиации. Капитан нашего транспорта оказался опытным моряком: маневрируя, он уклонялся от падавших бомб и вел судно вперед. Думалось, что с ним мы благополучно дойдем до Ленинграда. Но не тут - то было! К концу дня прямо у борта упала бомба. В трюмы хлынула вода.
Капитана сбросило с мостика взрывной волной. Началась неразбериха. Пробоину никто не заделывал. Какие - то моряки бросились на талях спускать шлюпки, переполненные людьми. Делали это столь неумело, что, коснувшись воды, шлюпки переворачивались. Тонущие хватались друг за друга, захлебывались, кричали...
В воду полетели спасательные круги, пояса... Бросали их кому вздумается и так бестолково, что на транспорте почти не осталось спасательных средств.
Начали сталкивать в воду большие плоты. Не рассчитывая попасть на них, я спустился в трюм и раздобыл длинную доску. Стоило вынести ее наверх, как в доску вцепились какие - то пехотинцы и стали вырывать ее у меня. Возмутясь, я зычно заорал на них:
- Прекратить панику... Отпустить доску!
Приказной тон подействовал магически. Военные, видно, жаждали услышать команду, потому что сразу вытянули руки по швам.
Почувствовав, что они ждут моих распоряжений, я строго сказал:
- Доску сбрасываю я. Вы прыгайте рядом. Как только ухватимся - полным ходом плывем в сторону. Кто держится левой - гребет правой рукой. И наоборот. Ясно?
- Ясно, - хором ответили пехотинцы.
Нос нашего транспорта все больше и больше погружался. Крен становился опасным. Я бросил доску и вместе с пехотинцами прыгнул за борт... Вцепясь в доску, мы полным ходом поплыли в сторону от тонущего судна. Моя команда работала усердно: гребли не только руками, но и ногами молотили, что было силы.
Отплыв на изрядное расстояние, мы остановились отдохнуть. И в это время увидели, как вздыбилась корма транспорта. Судно почти встало на попа и... с грохотом, звоном упало плашмя.
Поднялась гора вспененной воды и брызг. Когда она опала, то на поверхности крутились только обломки. Транспорт наш ушел на дно.
По недавнему опыту я знал, что одиночек спасают в последнюю очередь, поэтому предложил своим парням плыть к плоту, на котором виднелись люди.
Плыли мы не спеша, чтобы не расходовать попусту силы.
На плоту ничком лежали несколько раненых в мокрых кровоточащих повязках и женщины, не умеющие плавать. Вокруг из воды торчали головы и голые плечи десятка мужчин, державшихся за края плота.
Все вползти на плот не могли, под нашей тяжестью он ушел бы под воду. Видно, от нервного напряжения я стал необыкновенно болтлив: подбадривал не умевших плавать, поучал, как действовать державшимся за плот, словно был специалистом по кораблекрушениям. И меня люди слушались. Что им оставалось делать?
