Ко мне подходит печатник Цыганок. Глаза, его неестественно блестят, попахивает спиртным.
- Никак выпил? - удивляюсь я, зная его тихий нрав и трезвость.
- На промывку шрифта спирт выписывали, - сознался он. - Не оставлять же на "Полярке". Он обнял меня и прослезился.
- Ну желаю тебе удачи, - сказал я на прощанье. - Скоро и нас спишут на сушу.
На панелях толпятся любопытные ленинградцы. Краснофлотцы и старшины в черных бушлатах и бескозырках выстроились на набережной лицом к кораблю.
Произносятся последние речи, но что говорят выступающие, я не слышу. Потом строй рассыпается, с корабля сбегают остающиеся... И опять крепкие объятия. Может, навсегда расстаются "годки", вместе плававшие и отбивавшиеся от врагов на море. Трудно разобрать - от дождя ли, от слез ли лица у балтийцев мокрые.
Но довольно прощаний! Немцы близко: уже подходят к пригородам Ленинграда. Раздается команда:
- Становись!
Моряки выстраиваются на мостовой в четыре шеренги. У каждого за плечами винтовка.
- Нале - во! Шагом... арш!
Грянул оркестр. Качнулись штыки. И моряки, гулко печатая шаг, двинулись в путь. В последний раз матросы взглянули на родной корабль, на его флаг и, словно сговорившись, сорвали с голов бескозырки и замахали на прощание так, что ленточки защелкали как бичи.
Говорят, что они сегодня же вступят в бой.
7 сентября. Корабль заметно опустел. В вышине над городом барражируют "миги". Их моторы ревут громче, чем на других истребителях.
С севера, востока и юга доносится артиллерийская канонада. Гитлеровцы приблизились к городу с трех сторон. Их снаряды уже рвутся у пятой ГЭС, у завода "Большевик", на товарной станции Витебская - сортировочная.
Ко мне в каюту пришел попрощаться комиссар Боб - ков. Он уходит в разведотдел и берет с собой одного из наших политработников.
- Может, и мне место найдется? - спрашиваю я.
- С удовольствием взял бы, - отвечает он, - но тебя отзывает Пубалт. Сдавай редакционное имущество и собирайся в Кронштадт.
- Что мне там уготовано?
- Не знаю. Явишься к полковому комиссару Добролюбову. Должен тебя предупредить: в Кронштадт, возможно, придется путешествовать под обстрелом.
Оказывается, моторизованные гитлеровские дивизии уже прорвались к Тосно, Пушкину, Урицку, показались у Нового Петергофа.
Попрощавшись с комиссаром, я до вечера сдавал редакционное имущество и запасы бумаги.
9 сентября. За двое суток не удалось поспать и двух часов. Беспрерывные воздушные тревоги. С постели поднимают звонки громкого боя. Вскакиваешь и бежишь на свое место по расписанию. А там стоишь у кормового пулемета и смотришь, как щупальца прожекторов ловят мелькающие, похожие на моль самолеты. Вокруг грохот зенитных пушек.
Гитлеровская авиация второй день бомбит город. Вчера во многих районах бушевали пожары. Особенно сильно горели Бадаевские склады. С мостика "Полярной звезды" можно было разглядеть пламя и поднимающиеся вверх клубы черного жирного дыма. Пожар не унимался всю ночь. Толстенный, черный столб дыма поднялся до облаков, окрашенных в багровый цвет.
Утром я решил съездить к пожарищу, которое, говорят, бушует почти на трех квадратных километрах.
В царские времена Бадаевские склады прославились тем, что в них расплодились десятки тысяч крыс, с которыми купцы не могли справиться. Когда длиннохвостые твари рано утром лавиной шли к Неве на водопой, на их пути все замирало: останавливались трамваи, застывали в неподвижности извозчики, прятались пешеходы. Обитательниц складов опасно было обозлить, они бы, разорвав человека и коня на клочки, не оставили бы и следа.
После революции в годы гражданской войны склады опустели и крысы пропали. Теперь в этих каменных строениях, с черными толевыми крышами, хранились солидные запасы муки и сахара.
Море огня я увидел издали. Трамваи дальше не шли. Район был оцеплен пожарными и войсками. Я с трудом пробился к добровольцам, вытаскивавшим всю ночь мешки из крайних полуразрушенных складов. Даже в сотне метров от огня жара была нестерпимая.
Спасенный обгорелый сахар походил на грязный пористый снег. Его скребли лопатами и грузили на трехтонки. Но это была малая толика из того, что находилось на складах.
Несмотря на то, что еще вечером сюда были стянуты почти все пожарные части города и работало более сорока брандспойтов, поливавших семиметровой высоты костер длинными струями воды, пламя не удалось сбить. Подвели толевые крыши складов: от нескольких тысяч сброшенных зажигательных бомб они запылали одновременно и создали сплошное море огня.
Расплавленный сахар, словно раскаленная коричневая лава, ручьями вытекал на соседние улицы, сжигая на своем пути все, что ему попадалось. По расплавленному сахару то и дело пробегали синие огни, лава вздувалась пузырями и, лопаясь, распространяла сладковатый противный смрад. Многим пожарникам пришлось работать в противогазах.
Нельзя во время войны в одном месте хранить столько припасов. В пламени погибли тысячи тонн муки и сахара. Где их теперь раздобудешь? Говорят, что все южные и восточные железнодорожные пути к Ленинграду перерезаны, северные - тоже. Гитлеровцы заняли Шлиссельбург. Остался не очень удобный водный путь через Ладожское озеро. Но разве по этой полоске обстреливаемой воды малыми кораблями - плоскодонными баржами, речными буксирами и катерами - снабдишь большой город?
Несмотря на массовую эвакуацию, в Ленинграде полно людей. В нем, кроме своих жителей, застряли еще беженцы из Прибалтики, Псковщины и пригородов. Одних малых детишек не вывезено четыреста тысяч. Им потребуются озера молока. А где его надоишь? Коров в совхозах осталось немного. Летающих цистерн еще нет, с Вологды не подвезешь.
В продуктовых магазинах совсем опустели полки. Лишь кое - где видны пачки цикория, горчицы, желатина, клейстера для обоев. Но и их расхватывают. Если не пробьем хоть узкой дороги по суше, наголодаются питерцы.
ТИПОГРАФИЯ ШХЕРНОГО ОТРЯДА
12 сентября. Мы отошли с Васильевского острова, когда стемнело, надеясь в затишье проскочить в Кронштадт. Но вдруг по всему городу завыли сирены, а через минуту поднялась зенитная стрельба.
Катер шел по Неве, озаряемой вспышками разрывов. Я всматривался в небо, но самолетов не видел. Казалось, что среди рваных облаков лопаются звезды.
Справа от нас взлетела цепочка красных огней. Она неслась в сторону Балтийского завода.
- Ракетчик на цель наводит! - высказал догадку рулевой.
- Ракеты летят с крыши углового дома, - определил батальонный комиссар. - Надо поймать лазутчика... Остановите катер!
"Каэмка" подошла к берегу. Выхватив пистолеты, мы выбрались на гранитный парапет, соскочили на панель и группой устремились к угловому дому.
