Летчики оказались самыми резвыми. Они настигли волчонка. Но поймать его никак не могли. Волчонок кувыркался, делал петли, увертывался и лязгал зубами. Люди запыхались, скинули пиджаки, и вся большая полянка заполнилась одним суматошным криком:
– Лови, лови!..
Лес был уже близко. Осталось совсем немного до первых кустов. Уже один только летчик бежал за волчонком. И тут в общем крике раздался отчаянный голос:
– Убегай! Убегай! Убегай! – Это кричал мальчишка, сын пастуха.
…Волчонка все-таки поймали. Летчик изловчился и сбил его брошенной курткой. У самовара летчик попросил Любу забинтовать ему палец. Весело обсуждалась погоня. Оказалось: привязанная у юрты лошадь почуяла запах волчонка, пришла в возбуждение и опрокинула ящик. Чтобы случай не повторился, ящик перенесли на новое место и придавили еловым бревном.
Вот и вся история о волчонке. Я думаю, он пока еще жив, потому что по-прежнему еще похож на щенка. Ящик с волчонком стоит возле юрты, там, в долине. В этой долине удивительно стройный, прохладный лес. Высокие ели от самого корня покрыты густыми ветками. В солнечный день ели кажутся синими, а в пасмурный – черными.
Фото автора. 6 июля 1967 г.Тут не случилось великой битвы, нет на этом месте ни деревянных, ни каменных древностей. Луг этот похож на тысячу других российских лугов. И все-таки луг необычный…
Пятеро ребятишек сто лет назад ночевали на этом лугу у костра. Фыркали в темноте лошади, плескалась рыба, тревожно кричала ночная птица. На огонек вышел заблудившийся в перелесках охотник. От него мы знаем, какая ночь стояла над лугом, о чем говорили мальчишки. Мы помним по именам этих мальчишек: Федя, Павел, Илюша, Костя и Ваня. Вот несколько слов давнего разговора:
«– А ведь вот и здесь должны быть русалки…
– Нет… здесь место чистое, вольное. Одно – река близко…»
Уже сто лет мы знаем эту ночь и этих мальчишек… Оказалось, без большого труда можно отыскать этот луг. Мы немного поколесили по перелескам на краю Тульской области и, наконец, встречный сказал: «А вот сразу за ржаным полем…»
Почти по Тургеневу «был прекрасный июльский день, один из тех дней, которые случаются только тогда, когда погода установилась надолго». Мы оставили на бугре машину и почти скатились вниз с крутого, заросшего травой обрыва. Стадо телят паслось возле кустов. Мы разыскали пастуха, чтобы спросить, тот ли луг.
Бежин луг, 1967 год.
– Бежин луг, – сказал он, потягиваясь после дремоты. – Деревня тоже называется Бежин луг… А вы, наверное, юристы?
Мы не сразу поняли, а когда поняли, не удержались от смеха.
– А-а, сам дьявол нынче не разберет: юристы, туристы… – не обиделся старик. – Мне надысь юристы стакан поднесли и закусить дали…
Мы огляделись и увидели: стоим на краю большой зеленой равнины. Земля с прудами, садами, оврагами, полосами ржи и пшеницы лежала теперь вверху и со всех сторон опускалась в низину зелеными, довольно крутыми обрывами. Прохладная, сырая равнина была похожа на плоское дно большого котла. Дикие груши, дубы и вязы группами и в одиночку бежали сверху в низину, но, как купальщик, опустив ногу в воду со словами «холодная…», отступает, так и деревья не решились опуститься с теплых бугров.
Внизу – царство лозняка и высокой травы. Темно-зеленый вблизи лозняк, разбегаясь по лугу, синел. По краям же, где равнина упиралась в бугры, все было синим: и дубы на холмах, и барашки кустов, и даже лошадь с маленьким жеребенком. К синеве добавлялся солнечный, золотистый туман, и горизонт уже только-только угадывался.
Большое облако, проплывая с запада на восток, кинуло на равнину прохладную тень. И луга вполне хватило, чтобы вместить и обозначить на лоснящихся травах все полотно и все узорные завитки облака. Мы догнали край тени и пошли вместе с ней по лугу к месту, где сплошная полоса лозняков и высоких ракит прятала речку.
Кое-где и сегодня мальчишки сторожат лошадей ночью.
Луговой праздник у лета – в июне. В деревнях уже точат косы, и луга, кажется, спешат показать солнцу все самое яркое и нарядное.
Выше колен трава. Нагретая у верхушек и прохладная, сыроватая у земли, трава через пару недель станет сеном. Собирая пахучие копны, затруднишься сказать, из чего она состоит, луговая трава. Теперь же, на празднике, все на виду: желтые брызги лютиков, малиновые головки луговых васильков, пушистые стебельки лисохвоста, белые зонтики сладкого купыря, лопухи конского щавеля, плети луговой кашки и тонкие ниточки душистого колоска – все перепутано, перемешано, и все вместе образует плотное душистое разнотравье – идешь, и за тобой остается сыроватый и темный брод.
Бежин луг… Гудят шмели. Луговые чеканы и желтые трясогузки с гибких стебельков настороженным глазом провожают идущего. Кричит потревоженный чибис. Два коростеля – один близко, в кустах, другой где-то у самых бугров то ли зовут, то ли пугают друг друга: крэкс, крэкс…
Безлюдно. Ходит вдалеке синяя лошадь. Так или не так выглядел луг сто лет назад? Пожалуй, так же. Холмы не могли измениться, кусты и ветлы растут, наверное, на старых местах, и речка течет по прежнему руслу. Вон с того обрыва увидел Тургенев ночной костер. А ребятишки сидели где-нибудь тут, за кустами. Под крики чибиса бредем по траве… Черный круг костра. Обрывок целлофана и спичечный коробок с портретом космонавта Егорова. Кто-то из приезжих так же, как мы, наверное, вспоминая Тургенева, определил место, где когда-то горел костер, и тоже зажег огонек. И так же, как сто лет назад, плескалась рыба в ночной воде, тревожно кричала птица и фыркали в темноте лошади. Мы позавидовали сидевшим тут у огня и пожалели, что надо ехать…
По-прежнему вдалеке, в синих кустах, ходила лошадь. За другим концом луга громыхал трактор. На том месте, где стояла когда-то «старая рольня», белело несколько домиков и коровник. Я делал на лугу снимки на память и чувствовал: не хватает самого главного – нынешних ребятишек. И вдруг (везение фотографа!) к реке скатились мальчишки. Вприпрыжку, перегоняя друг друга, они катили большую автомобильную шину. Я сделал вид, что снимаю в кустах что-то важное. Расчет оправдался – мальчишки остановились. Десятью минутами позже мы уже знали: речка называется Снежедь; деревня Бежин луг стоит в километре от луга; поздний мороз в этом году тронул на огородах картошку и помидоры; в домах «по телевизору» видят Москву; четверо из ребят умеют ездить на лошади, а у двоих – отцы шоферы и дозволяют сыновьям посидеть за рулем…
