Помолчали. Полк в этот день понес тяжелые потери, и каждый думал о погибших товарищах. Потом Минеев взял со стола бумагу.
– Важную вы птицу подбили, Петр Афанасьевич!
Можете гордиться, в поединке вы победили известного немецкого аса, обер-лейтенанта. Матерый воздушный бандит. Награжден тремя железными крестами. Не всякий фашистский вояка имеет такие боевые награды. Эти сведения только что сообщили из штаба воздушной армии. Немец сейчас там. Если хотите, поезжайте, посмотрите.
– Нет никакого желания, – ответил Покрышев.
– Правильно, Петр!– одобрительно заметил находившийся в штабе командир первой эскадрильи Георгий Глотов. – Что на них смотреть.
И, улыбнувшись, уже другим тоном добавил:
– А помнишь, как мы почти всем полком в июне сорок первого ездили смотреть первый фашистский самолет, сбитый Андреем Чирковым? Каждый тогда себе на память увез сувенир – кто пластинку, кто деталь от прибора, а кто и просто кусочек дюраля.
– Прошло то время, когда мы смотрели на сбитые фашистские самолеты как на музейную редкость, – не без удовлетворения произнес Минеев. – Теперь другие времена. Сбитым самолетом никого не удивишь. Но этот «мессершмитт» вам бы, Покрышев, надо посмотреть Нам сообщили, что сбили вы его мастерски, четырьмя пулями. Первая попала в винт, вторая – в мотор, третья – сзади кабины и четвертая – в свастику на хвосте. Отличная стрельба!
ПЯТАЯ СИМФОНИЯ ЧАЙКОВСКОГО
Задание было несколько необычное: провести бой с немецкими истребителями и во что бы то ни стало одержать победу. Этим преследовались сразу две цели: во-первых, сбить спесь с фашистов, которые за последнее время стали вести себя в воздухе очень нагло, и, во-вторых, показать своим летчикам, особенно молодым, что и на «томагавках» можно успешно драться с «мессершмиттами».
Для выполнения задания подобрали группу. В нее включили лучших летчиков полка: Николая Зеленова, Константина Коршунова, Василия Гнеева, Ивана Чемоданова и Георгия Мармузова. Старшим назначили Петра Покрышева.
Морозным январским утром 1942 года группа вылетела на «свободную охоту». Еще издали над самой линией фронта она заметила шестерку «мессершмиттов», которые покружились над нашими позициями и скрылись.
Покрышев решил подождать, понаблюдать за районом, где обнаружили вражеские самолеты.
Они появились через несколько минут, приблизились к линии фронта. Но стоило нашим истребителям пойти им навстречу, как «мессершмитты» развернулись и ушли обратно. Создавалось впечатление, что немцы вылетели не на боевое задание, а на тренировку и отрабатывали тактический прием. Так повторялось несколько раз, пока не истекло время патрулирования. Поведение противника было непонятным и настораживало: почему он избегает боя?
Вернувшись из полета, Покрышев поделился своими сомнениями с Матвеевым.
– Ясно, – выслушав его, сказал командир полка. – Мы для противника новички, вот он и изучает наше поведение. А вам бы следовало его активно атаковать. Без разведки.
Во втором вылете Покрышев приготовился действовать энергичнее. Обнаружив над фронтом шестерку «мессершмиттов», он увел группу в тыл и стал рать высоту.
Ведущий группы противника предугадал маневр наших истребителей и у линии фронта появился на же высоте. Немец в своих действиях пошел дальше: разделил шестерку на две группы. Сам с ведомым круто устремился вверх, а две пары развернулись и ушли в сторону солнца.
– Сокол-52! Сокол-52!-продолжала предупреждать «земля». – Будьте внимательны! В вашем районе самолеты противника!
«Но где же «мессеры»? – подумал Покрышев. – Надо попросить «землю» обозначить местонахождение вражеских истребителей».
Через несколько секунд справа появились белые облачка разрывов.
«Вот теперь порядочек! Можно смело идти на сближение». – И Покрышев передал по радио команду:
– Атакую! Следуйте за мной.
Шестерка «томагавков» и четверка «мессершмиттов» стремительно неслись навстречу друг другу. И когда расстояние сократилось до трехсот метров, по команде ведущего наши истребители открыли дружный огонь. Два «мессершмитта», вспыхнув, тут же вывалились из строя.
Шестерка выходила после атаки и уже набирала высоту, когда сверху на нее устремилась пара «мессершмиттов». Всё это время она ходила за облаками, выжидая удобный момент для атаки, и, видимо, решила, что он наступил. Резким разворотом Покрышев вывел из-под удара группу. Немецкие летчики, имея преимущество в скорости, пытались зайти в хвост «томагавкам». Вот где нашим летчикам пришлось продемонстрировать свое искусство. Они умело уходили от атак, и всякий раз, сходясь на лобовых, били из пушек и пулеметов. Били дружно, метко. Вслед за первыми двумя полетел к земле третий «мессершмитт», за ним четвертый, пятый… Ведущий вражеской группы, оставшись один, позорно удрал.
– Доложи начальству о бесславном конце своей группы! – крикнул ему вслед Покрышев. – Пусть знают наших!
Настроение было приподнятое. Сбить пять вражеских самолетов и не иметь потерь… Лишь Мармузов был легко ранен в плечо. Это была блестящая победа. Ее отмечали всем полком. В столовой накрыли столы для товарищеского ужина. «Именинников» усадили в центре. Перед каждым летчиком, сбившим вражеский самолет, поставили традиционный торт, который считался в полку одним из самых почетных подарков.
Рядом с тортом стояли граненые стаканы с фронтовыми ста граммами, а около них лежали маленькие головки лука и дольки чеснока. Их принесли героям друзья, поделившись своими скромными, но столь дорогими в то время запасами. Когда все расселись, поднялся Матвеев.
– Сегодняшний бой, – сказал он, – прозвучал в ладожском небе героической симфонией. Пусть же она звучит и не смолкает, пока мы не добьем фашистского зверя! За нашу победу!
После ужина раздвинули столы, убрали стулья и скамейки. Матвеев взял свою неразлучную тульскую гармонь, прошелся сверху вниз по ладам. На середину образовавшегося круга вышел комиссар полка Виктор Сясин.
– А ну, раздайся народ! – комиссар лихо взмахнул руками. – Объявляются пляски на приз. Выходи на круг!
Под задористый аккомпанемент гармони вышла пара. Еще секунда – и вот уже она понеслась по кругу в залихватской пляске. Через несколько минут ее сменила вторая пара, потом третья… Летчики плясали под присвист, им отбивали такт на табуретке, отхлопывали в ладоши. В эти минуты веселья казалось, что и в помине нет суровых военных дней и фронт проходит не рядом, а далеко-далеко, за сотни километров.
