Он приласкал и утешил ее, стал обнимать и цело-вать, а за окном вдруг запел необыкновенно приятным голосом красивую, не слыханную никогда в этих краях песню лив Генрих Второй, и Настенька постепенно успокоилась и, вздохнув в душе тяжко, сказала себе, что, наверно, такова уж ее судьба и надо научиться терпеливо нести этот крест.
Единственное, что ее радовало, — это невероятная любовь Филиппа к деткам. Казалось, он не мог рас-статься с ними ни на минуту, и Настенька даже испы-тала странный укол ревности — с ней он столько вре-мени не проводил.
Она попыталась утешить себя тем, что, если с ней что-нибудь случится, с таким хорошим и заботливым отцом дети не пропадут.
Но эта мысль ее почему-то не утешала…
…Купец Манин не имел ничего против жениха сво-ей Любаши, даже несмотря на то, что Ивашко был не то что беден, а просто нищ. Ивашко служил Медведеву, человеку, которому сам великий князь лично дает по-ручения, и это много значило, потому что Медведева он запомнил еще с позапрошлого года, когда тот пова-дился несколько раз провожать совсем еще юную Лю-башу, после того как заступился за нее у замерзшего колодца. Тогда Манин очень скептически смотрел на это дело и просто-напросто запер дочь в доме и не выпускал ее на улицу, пока этот московский забияка не перестал ходить под их дом. Он справедливо посчи-тал, что Медведев ей не пара, сразу заподозрив. в нем птицу куда более высокого полета, и был, конечно, как всегда, прав, а вот теперь все получилось очень даже хорошо.
Манину надоели эти постоянные московские наезды на Новгород, надоел вечный страх за дочь, за жизнь, за дом, за имущество, и когда он стал замечать, что между Ивашкой и Любашей завязывается нечто большее, чем простая симпатия раненого к заботливой сиделке, он не стал этому противиться, а, напротив, шагнул на-встречу неизбежному будущему и очень серьезно заду-мался о радикальной перемене жизни.
Когда Ивашко выздоровел и, смущаясь, пришел к нему с просьбой отдать ему дочь в жены, у Манина уже был готов целый план.
Ивашко, как он и предполагал, конечно же хотел увезти жену к себе на Угру в Медведевку, и Манин на это согласился, но при условии, что он тоже поедет с ними, осмотрится в округе — кто, где, чем и как там торгует — и потом переведет все свое дело в те края. Во-первых, он так любит дочь, что не мыслит жизни вдали от нее — ему хоть бы раз в месяц ее видеть и внучков понянчить, а во-вторых, раз Новгород стал ча-стью Московского княжества — ему все равно где жить, он даже предполагает, что с богатым новгородским опытом на новом месте купеческое дело его пойдет еще лучше.
Но он поставил Ивашку перед тяжелой проблемой.
Купец Манин, которому недавно исполнилось со-рок пять, не намеревался более жениться и иметь дру-гих детей, а потому хотел, чтобы впоследствии Иваш-ко стал прямым его наследником и продолжателем ку-печеского дела.
Для Ивашки это было совершенно неожиданным и странным предложением„потому что он свою буду-щую жизнь представлял себе совершенно иначе.
Купец Манин хорошо понимал это и потому не на-стаивал на принятии решения прямо сейчас, но на-стаивал только на одном — на согласии Ивашки, не оставляя своей службы у Медведева, пройти у Манина курс обучения купеческому делу, а уж потом, когда Ма-нин станет старым и захочет отойти от дел, Ивашко примет такое решение, какое ему подскажет совесть и жизнь.
Хитрый был этот купец Манин — он так и пред-ставлял себе сорокалетнего Ивашку с десятком детей и растолстевшей Любашей, уже вкусившего сладость домашнего очага и поставленного перед выбором - либо принять предложение тестя и зажить пусть не спокойной, но, по крайней мере, богатой и сытой купеческой жизнью, или продолжать мерзнуть в засадах и походах, уклоняться от стрел, сабель, и топоров, -а с возрастом это ведь становится все труднее… Вот тогда-то и посмотрим…
Но и юному Ивашке казалось, что он тоже хитер.
Очень уж желая заполучить в жены так очаровав-шую его с первого взгляда Любашу, он готов был со-глашаться на все ради нее, думая про себя о том, что до старости Манину еще далеко — лет двадцать как-нибудь пройдут, купеческому делу, конечно, тем вре-менем научиться можно ради тестя — отчего ж нет, -это ведь всегда в жизни может пригодиться, а вот ста-новится купчишкой до конца дней своих, меняя пре-красную, заманчивую, полную приключений жизнь рядом с Медведевым на скучное ведение книг, счетов, товаров, — ну уж нетушки — ни за что! Ладно, пусть старик пока что тешит себя надеждами, да и вообще двадцать лет еще прожить надо… Вот тогда-то и по-смотрим…
Тем временем все шло своим чередом и, таким об-разом, уже третья свадьба шумела и гуляла на берегах Угры.
Грубо сколоченные столы тянулись прямо по алле-ям меж березками на свежем воздухе, гостей было множество — жители Бартеневки, Картымазовки, Си-него Лога, да еще монахи тайком бегали из Преобра-женского монастыря, едва ли не все по очереди.
Весело было всем, кроме трех женщин, которые не могли забыть о предстоящей вскоре разлуке.
Ровно неделю спустя после приезда все снова со-брались в Медведевке, и после торжественной службы, проведенной отцом Мефодием, наступила минута рас-ставания.
Друзья прощались с женами и друг с другом, они разъезжались по разным сторонам света, и на этот раз не только Сафат, но и трое остальных отправлялись в одиночку, не беря с собой ни одного человека из слуг или дворовых.
Сафат отправился на юг.
Филипп поплыл на лодке по Угре на восток.
Картымазов двинулся на север — в Москву.
Медведев — на запад.
Стотысячное войско хана Ахмата находилось в трех-стах верстах и неумолимо приближалось.
До Великого Стояния на Угре оставалось три ме-сяца…
Глава четвертая
КАЖДОМУ — СВОЕ…
Тайнописью
От Симона Черного
16 июля 1480
Двор господаря Стефана
Бухарест
Княжество Валахия.
Елизару Быку
Рославль.
Дорогой друг!
С удовлетворением сообщаю тебе, что моя миссия здесь приходит к завершению. Принцесса Елена Во-лошская оправдала все мои лучшие ожидания. Она умна, красива и уже достаточно образованна, хотя, разумеется, необходима некоторая шлифовка.
Дальше с принцессой будут работать сестра Ма-рья и брат Неждан. Сестра Марья произвела на меня исключительно хорошее впечатление — она истин-ная дочь своего отца и, как мне кажется, глубоко предана нашему делу. Е уверен, что ее ждет великое будущее в наших рядах,
