Ачалов как организатор и мыслитель — величина, близкая к нулю. Смесь буффонады, неуправляемости и властности. Пишет документы безграмотно.
Макашов А.М. — как организатор очень слаб. В основном — накачки, угрозы. Смесь трусости и хамства. Когда я хотел повести толпы людей по Москве с Руцким А.В., орал мне в трубку — вы уводите людей, а меня здесь схватят. Оба окружили себя охраной из баркашовцев. Ходят со свастикой.
Руцкой А.В. Буффонада, ругань матом постоянно… Окружил себя охраной и какими-то… (неразборчиво).
Хасбулатов. Из всего руководства наиболее глубокий и трудолюбивый. Слабость — не разбирается в людях, не знает прикладной работы. Имеет несколько ипостасей — от мягкого, доброжелательного до хамски взрывного».
Вполне понятно, почему Хасбулатов представляется генералу Тарасову «наиболее глубоким»: каким и выглядеть ему на фоне Макашова и Руцкого? Профессор все-таки. В интеллектуальном багаже — не один только гарнизонный устав и матерщина.
После они все поливали друг друга грязью. Руцкой:
«Мне довелось читать некоторые протоколы допросов. За Хасбулатова было стыдно. От показаний «предводителя коммунистов» Анпилова, было такое ощущение, словно в дерьме извалялся. Протоколы допросов Дунаева и Макашова было стыдно читать… Да ладно, Бог с ними со всеми…».
Бывший Генеральный прокурор РФ Алексей Казанник (тот самый, который, вопреки протестам Ельцина, выпустил главарей мятежа из «Лефортова») свидетельствует примерно о том же. Он побывал в камере у бывшего спикера. Когда уходил, с подследственным случилась настоящая истерика:
«Он схватил меня за полу пиджака: «Алексей Иванович, заберите меня отсюда, я вас очень прошу не как генерального прокурора, прошу как профессор профессора, как своего коллегу, не оставляйте меня в этой тюрьме!» Лицо было такое бледно-желтое, и глаза, я просто поражался, по нескольку минут вообще не мигали».
Но и сам Руцкой был хорош. Казанник:
«Следователи мне докладывали, что в Лефортове произошли изменения личности практически у всех. А Руцкой, так мне говорили, даже перестал узнавать людей. И фразы у него состояли почти из одного мата».
«Все засекретить!»
Официальные сведения об убитых и раненых дали не сразу. Врачам запретил что-либо говорить бдительный Мосгорздрав. Тем не менее, журналисты по своим каналам кое-что разузнавали. Моя сотрудница по «Литгазете» Лора Великанова раздобыла информацию из «Склифа»:
— В ночь с 3 на 4 октября туда доставили, в основном из Останкина, примерно 72 человека, днем 4 октября из разных мест — еще 25. С пулевыми ранениями в грудь, брюшную полость, в ноги. У двоих были ранения в голову. Двоих тяжело ранили ножами. Характерная деталь: поступали раненые чаще всего «самотеком», то есть доставлялись на частном транспорте. На «Скорых» привозили лишь каждого десятого. Всю ночь хирурги работали, как на конвейере: тяжелораненых, чтобы не терять ни минуты, клали на операционные столы даже без санпропускника. Восемь человек (по другим сведениям — 11) в первую же ночь привезли без признаков жизни, остальные умерли либо до, либо вскоре после операции. 4 октября в морге было 15 трупов (по другим сведениям — 17). Один парень был ранен шальной пулей в день своего 25-летия. Вышел из дома проводить друзей, а утром полумертвой матери позвонили из «Склифа»: «Ваш сын у нас…». Мать твердила, как заведенная: «Какое счастье, какое счастье — пуля попала в мягкую ткань ноги. Представляете? Какое счастье!..». На вопрос, что можно сказать о характере ранений, лишь один из врачей ответил откровенно: «Видимо, многих расстреливали в упор. Есть трупы, у которых внутри разворочено все. Зверски убит, например, паренек лет двадцати — не осталось ни одного целого внутреннего органа». Возраст раненых — от четырнадцати до семидесяти. Клиника работала четко, но все же возникают два вопроса. Первый: непонятно, почему помощь раненым на месте событий оказывалась не врачами, а теми, кто оказался рядом, почему пострадавшие доставлялись в больницу «самотеком». И второй: зачем скрывать информацию и способствовать распространению по городу самых невероятных слухов?
Ну, уж второй вопрос — риторический… Скрыть, засекретить, утаить, все переврать — это у наших чиновников в крови.
Поначалу официально было объявлено о 149 погибших во время октябрьских событий. Затем следствие снизило эту цифру до 123. По данным следователей, 3 октября при прорыве оцепления вокруг Белого дома, штурме мэрии и гостиницы «Мир» были убиты не менее трех человек, ранения получили 52. 3–4 октября в районе телецентра убито не менее 46 человек, ранено 124. При штурме Белого дома погибло не менее 74 человек, ранено 172.
Однако, скорее всего, эти данные неполны. Здесь можно сослаться, в частности, на расследование, предпринятое членом «Мемориала» Евгением Юрченко. Среди прочего, он (впрочем, как и многие другие) обратил внимание на то, что в официальном списке погибших почти все москвичи, тогда как хорошо известно: среди защитников Белого дома было множество иногородних. Только из Владимира, например, защищать Дом Советов ездило 32 человека. Четверо из них погибли, но ни один не попал в официальный список убитых. Нет в нем и приднестровцев, хотя известно, что вскоре после московских событий президент ПМР Игорь Смирнов наградил около двух десятков своих сограждан боевыми медалями посмертно.
Куда делись трупы? Рабочие крематориев Хованского и Николо-Архангельского кладбищ, с которыми беседовал Юрченко, свидетельствовали, что в период с 5 по 8 октября 1993 года им по ночам привозили для тайной кремации множество неопознанных тел. Рабочий одного из крематориев привел такие цифры: в ночь с 5-го на 6-е было кремировано 58 неопознанных трупов, с 6-го на 7-е — 27, с 7-го на 8-е — 9. Кроме того, по некоторым непроверенным сведениям, несколько десятков трупов было сожжено в печах двух московских ТЭЦ. Можно также предположить, что какое-то количество трупов сгорело непосредственно на верхних этажах башни («стакана») Дома Советов (почти полностью выгорели с 12-го по 20-й этажи): температура там была такой, что в сейфах плавилось стекло. В общем, как считает Юрченко, фактически число погибших в те дни составляло 200–500 человек.
Бывшие защитники Белого дома поднимают цифру погибших еще выше, утверждая, что погибли 800–900 человек.
Тем не менее, следователи продолжают утверждать, что составленный ими список — практически исчерпывающий; если кого-то из погибших они и не установили, то не более двоих-троих…
Непрофессионализм или предательство?
Чем объяснить, что московская милиция и ОМОН так плохо сработали во второй половине дня 3 октября? Боевики без труда прорывали цепи омоновцев, причем по той же схеме, как и 1 мая. То есть никаких уроков из майских событий извлечено не было. Без сопротивления была сдана мэрия. 4 октября не был даже оцеплен район боевых действий, так что за ними, подвергаясь реальной опасности, наблюдали толпы зевак (в результате многие из них, не подозревавшие об этой опасности, погибли)… Можно еще долго перечислять примеры бездарных действий или полного бездействия милицейского руководства, которые с большой натяжкой можно отнести лишь на счет непрофессионализма — на ум приходит и кое-что другое. И после всего этого министру Виктору Ерину присваивается звание Героя Советского Союза… Пардон, Героя Российской Федерации. Многие тогда задавали себе вопрос — за какие такие подвиги?
