– Почему? – удивился Бесков.
– Мы же в пансионате поселились, прямо на берегу Одры. И надо же такому случится, сегодня ночью там так громыхнуло и полыхнуло, что пламя стояло до небес. Яхта на Одре взорвалась – прямо неподалеку от нашего пансионата.
– Какая яхта – «Магнолия»? – от этого неожиданного сообщения Бесков даже отшатнулся от коллеги.
– Названия ее не знаю, но горела она до утра – пожарные с трудом потушили.
– А люди на яхте были?
– Говорят, что да – какие-то русские, приехавшие к нам на праздник. Эта трагедия у меня до сих пор перед глазами – всю ночь заснуть не мог.
Бесков стоял ни жив, ни мертв, буквально раздавленный этим сообщением. Еще вчера он был гостем на «Магнолии», а теперь, получается, те, с кем он так мило общался, погибли все до одного. И яхта стала их братской могилой.
– Что с тобой, Костя? – тронул тренера за локоть его польский коллега.
– Ничего, не обращай внимания, – вышел из короткого оцепенения Бесков. – Значит, договорились – бьемся по-настоящему.
Друзья пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны, вполне удовлетворенные итогом их недолгою разговора.
22 июля 1974 года, понедельник, пригород Вроцлава, дорога к Олимпийскому стадиону
Проехав мост через канал на подъезде к Вроцлаву, Кравчик еще раз взглянул на свои наручные часы – они показывали, что до начала футбольного матча остается каких-то десять минут. Если он будет ехать с такой же скоростью, то рискует опоздать к началу второго тайма – времени, когда ему необходимо было быть на стадионе как штык. Можно было, конечно, на полных скоростях рвануть к месту игры, но это было чревато – на него могли обратить внимание инспекторы по контролю за дорожным движением. И тут Кравчика внезапно осенило. «Почему я должен бояться «дорожников»? – подумал боксер. – Не лучше ли будет попросить их о помощи?»
Спустя пять минут Кравчик тормознул у первого же поста дорожной милиции и, выйдя из «Фольксвагена», вошел в расположение поста.
– Матка боска, да это же Анджей Кравчик! – воскликнул молоденький сержант, едва боксер переступил порог помещения.
– Точно – он! – с не меньшим восторгом заголосил напарник сержанта. – А вчера передали, что вы погибли!
– Живой я, ребята, как видите, – улыбнулся Кравчик и первым протянул милиционерам свою ладонь. – Помогите, если можете. Мне надо на ваш стадион успеть к финальному матчу. Там Брежнев будет, а у меня с ним встреча назначена.
– Да мы вас с таким эскортом туда доставим, что у вас дух захватит! – радостно сообщил сержант и тут же схватил со стола ключи от своего милицейского «Фиата».
Именно эти слова и хотел больше всего услышать Кравчик. Теперь он мог быть спокоен – «зеленая улица» до стадиона ему была обеспечена.
22 июля 1974 года, понедельник, Москва, Измайловское шоссе, 27
Бондаренков осторожно извлек из полиэтиленового пакета диск «Пинк Флойд» и стал внимательно разглядывать его обложку с обеих сторон.
– Фирма! – с ударением на последнем слоге произнес он с восхищением, после чего подошел к своему импортному стереопроигрывателю.
Включив его, он достал из конверта виниловый диск, опустил его на блин проигрывателя и нажал на рычажок запуска. После чего опустил на диск иглу. И вскоре из двух колонок, развешанных по разным сторонам стены, в комнату ворвалась божественная музыка – началась первая композиция пластинки под названием «Speak to Ме» («Говори со мной»). Бондаренков уселся на диван, где уже давно занял место Кожемякин. И оба приятеля погрузились в прослушивание.
Когда спустя почти час были прослушаны обе стороны пластинки, друзья принялись горячо обсуждать услышанное. И выяснилось, что обоим больше всего понравились две композиции – четвертая и шестая: «Time» («Время») и «Money» («Деньги»). Впрочем, эти песни они уже успели услышать по советскому радио (в передаче «Запишите на ваши магнитофоны»), однако одно дело слушать их в радиоприемнике, и совсем иной вариант – на фирменном виниловом диске. К тому же в концептуальной последовательности с остальными композициями этого эпохального альбома.
– Вот это я понимаю, шедевр, – в сотый, наверное раз, рассматривая обложку диска, с восхищением произнес Кожемякин.
– А хочешь я удивлю тебя не меньше, дав послушать одну нашу новую рок-группу, – обратился к другу Бондаренков.
– Шутишь – наша группешка против «Флойдов»? – усмехнулся Кожемякин.
– Группешка говоришь? – и Бондаренков принес из соседней комнаты магнитофон «Комета-209» и, врубив его в розетку, включил запись. И тут же из динамиков, разрывая тишину напополам, понеслось:
Стар мир – ты его затер до дыр,
И веселых красок в мире больше нет.
Ты сам – сам закрыл свои глаза
И весь мир раскрасил в черно-белый цвет.
Эта песня настолько захватила Кожемякина, что он непроизвольно стал отстукивать ногой ее ритм по паркету. А когда прозвучал последний аккорд песни, футболист с недоумением воззрился на своего тезку:
– Что это было?
– «Машина времени» с Андреем Макаревичем во главе – вот что! – улыбаясь во все лицо, ответил Бондаренков. – А ты говоришь «группешка». Наши ребята тоже кое-что наловчились делать не хуже западников. Это, конечно, не «Пинк Флойд» и даже не «Слэйд», но, согласись, тоже не плохо. У меня на кассете пять их песен записано. А осенью, если хочешь, можно на их концерт сходить в ДК Метростроя. Пойдешь?
– Спрашиваешь, – почти без паузы ответил Кожемякин. – А ну-ка, Толян, вруби мне остальные их песни.
Бондаренков не дал уговаривать себя дважды – тут же выполнил просьбу друга, после чего вновь уселся рядом с ним на диван и затих, погрузившись в музыку.
22 июля 1974 года, понедельник, Вроцлав, район Фабрична
Комсомольский секретарь МГУ Генка Веселов и десять его приятелей приехали в Польшу по комсомольской путевке из Москвы. Все они были фанатами столичного футбольного клуба «Спартак», поэтому просто не могли пропустить футбольный турнир с участием советской сборной. Но для этого надо было уговорить главу их делегации – Петра Семеновича, который вместе с ребятами привез сюда еще тридцать человек, выехать из Варшавы сначала в Краков, а затем и во Вроцлав. Уговорить главу вызвался Веселов.
– Петр Семенович, мы просто обязаны поддержать нашу сборную на этом международном турнире, – без всяких предисловий, начал свою речь Генка. – Иначе что получается: за поляков будет болеть вся страна, а за наших никто? Так не пойдет.
– Генка, ты же знаешь, что мне твой футбол до лампочки, – отмахнулся от парня Петр Семенович. – У меня по плану посещение фестиваля фольклорной песни в Познани.