Во второй наш приезд в Вешенскую Шолохов организовал многочасовую прогулку по Дону. Он показал нашей делегации, куда, в отличие от первой, входили известный композитор Реваз Лагидзе и поэт Ираклий Абашидзе, деревню, где «жили» герои «Тихого Дона», – вот мой хутор Татарский, – сказал он. В течение всей этой прогулки Шолохов проявлял присущие ему чуткость и заботу.
На другой день мы осматривали хутор Кружилин, где он родился. К сожалению, дома, где Шолохов впервые открыл глаза, теперь уже нет. Другой же дом, где он провел свое детство, существует и поныне. Кружилинцы оказали нам большое гостеприимство, да и мы не остались у них в долгу, одарив их своей любовью, чувством братства и дружбы. Кружилинцы очень гордятся тем, что Шолохов был их односельчанином, мы же – тем, что он – наш личный друг.
А такие личности, как Шолохов, – люди особой судьбы; их талант рождает зависть у бездарных и посредственных писателей, за всю свою жизнь так и не создавших ничего значительного, а в искусстве клеветы превзошедших самих инквизиторов. Они существовали и тогда, когда понятия инквизиции еще не было, и прошло более десяти веков, прежде чем родился первый инквизитор. Именно они создали абсурдную легенду, будто Платон украл свои мудрые мысли у Моисея-пророка, что «Органон» Аристотеля не что иное, как индийское сочинение, которое завещал великому философу его дядя, а он выдал его за свое. И Шекспир тоже вор; ни одна трагедия не написана им, бездарным актером, неучем, выходцем из низов; все принадлежит перу графа P.M. Ретленда. И. Гегель – плагиатор, но от других литературных воров отличается тем, что является самым «мощным плагиатором». Инквизиторы заставили бегать по судам Ренэ Декарта, гениального Островского… Разве всех назовешь…
Подобную судьбу разделил и Шолохов. Как только вышла в свет первая книга «Тихого Дона», разочарованные завистники оклеветали его автора. Но тогда он не знал об этом, и только когда клевета умерла, ему стало о ней известно. А сегодня средней руки писака, нашедший прибежище в буржуазной Европе, повторяет покрытую полувековой пылью клевету на сей раз с целью чисто политического шантажа. Здесь простой расчет: апологетам буржуазного мира отнюдь не по душе автор «социалистических романов» Михаил Шолохов, которого отличает удивительная духовная застенчивость, очаровывающая друзей, бескорыстно его любящих. В свою очередь и он дарит им свою любовь.
Никогда не забыть мне той неизмеримой радости, которую испытал я в день моего шестидесятилетия, когда мне передали поздравительную телеграмму от Михаила Шолохова, присланную из Вешенской: «Поздравляю с днем рождения, обнимаю, целую моего стареющего друга. Мужайся и не унывай. Твой Михаил Шолохов».
Не забуду еще одной телеграммы от него. 26 декабря 1964 года я поздравил его с наступающим Новым годом и закончил телеграмму известными словами Пушкина: «Прошу разрешения крепко обнять Вас с надеждой увидеть на холмах Грузии…»
В ответ я получил телеграмму: «Надеюсь обнять дорогого академика на холмах Грузии беспечальной летом этого года. Сердечный привет. Шолохов». Однако летом 1965 года он не смог приехать в Грузию. Приехал лишь в августе 1968 года. Поездил по Западной Грузии, несколько дней провел с чаеводами. Его избрали почетным членом натанебского колхоза. Вместе с колхозником Константинэ Гуджабидзе, четверо сыновей которого погибли в борьбе с фашистами, посадил мандариновые деревья. Шолохов принял близко к сердцу горе колхозника. Будучи военным корреспондентом на Южном, Юго-Западном и Западном фронтах, он собственными глазами видел ужасы войны, с таким мастерством описанные в «Науке ненависти» (приключение Виктора Герасимова), «Судьбе человека» (трагедия Андрея Соколова), романе «Они сражались за Родину». Да и сам он во время войны пережил много горя. Вражеская бомба у него на глазах убила семидесятилетнюю мать, фашистские мины взорвали дом, в котором он жил, сгорела вся его библиотека… Понятно, что человек, перенесший столько бед, к тому же еще большой писатель, не мог остаться глухим к горю отца, потерявшего сыновей.
И была в этом какая-то шолоховская символика, когда в натанебском колхозном саду он сажал мандариновые деревья в память четырех не вернувшихся домой братьев!
Но самое драгоценное, что сеет Шолохов своим творчеством на мировых меридианах, – это человечность, человеколюбие, гуманизм, правда, идея нового мира, высочайшая слава советской литературы. Если бы не было Горького и Маяковского, для мирового величия советской литературы достаточно было бы имени одного Шолохова. Его можно поставить только в один ряд с гигантами художественного мышления. Он так далеко раздвинул границы нашего искусства, что стал первым среди современных писателей. Его проза своим мастерством доставляет нам такую же радость, как прекрасная музыка.
Эпос Шолохова, как Бетховен, затронет неизведанные чувства, как Моцарт, изумит, как Верди, взволнует и вызовет восторг, как Шопен, превратит в колосса, будь ты самый немощный человек, как Бизе, выведет на людную площадь, чтоб опьянить любовью, как Чайковский, обласкает и согреет лиризмом, как Палиашвили, очарует и внушит мысль, что прозе, как и музыке, доступно все.
Таков эпос Шолохова! Некоторые сравнивали его прозу с полифоничной музыкой, усматривая между ними родственные связи… Я не знаю, как будет доказано это сходство, но в этом сравнении интуитивно чувствую истину. Однако оставим параллели. Справедливее будет считать шолоховскую прозу полифонической по ее естественным течениям, внутреннему звучанию и многоголосию фраз. Подобно полифонической музыке шолоховская проза чарует читателя многообразием тонов. Это своего рода музыка, песня, только тот, кто поет, служит музе Аполлона как поэт и как музыкант. Шолохов в своем творчестве глубоко музыкален и потому он поэт, нарушивший обычные границы между прозой и поэзией, передавший формы прозы поэзии, оставив при этом в неприкосновенности ее внутреннюю суть. Полифоничная проза – внутренняя стихия поэтического таланта Шолохова, сила которого так оригинально раскрылась в «Илиаде» донского края. Раскрылась как новый эпос, как первенец современности.
Шолохов настолько своеобразен, оригинален и исключителен, что я не вижу, с кем бы его можно было сравнить. Он – несравненный писатель! Единственное возможное сравнение выражается следующей формулой: Шолохов – Гомер XX века. Его эпос – эпос XX столетия!
Борис Шиперович1
Памятная встреча
В начале тридцатых годов на улице Горького, неподалеку от Центрального телеграфа, открылась книжная Лавка писателей, очень быстро завоевавшая популярность. Частыми посетителями Лавки были не только маститые, но и молодые писатели, любившие и ценившие книгу. Сюда нередко заходили Демьян Бедный и А. Новиков-Прибой, Ив. Новиков и Л. Леонов, Бруно Ясенский и Иван Евдокимов, С. Кирсанов, Б. Пастернак, Вл. Лидин…
