• Слово в защиту ЮКОСа на пресс-конференции. Слева-направо: Ю. Шмидт, К. Ривкин, Е. Бару, А. Кондауров, Е. Липцер, В. Краснов (конец 2003 г.)
Следует пояснить, что прилагательное «противный» действительно более распространено в гражданском праве, и это не вызывает у цивилистов какого-либо неприятия. Можно указать на положения действующего Гражданского кодекса РФ о сделках, совершаемых с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности; на массу законодательных актов и судебных решений, говорящих о противном случае; на международно-правовые документы, упоминающие доказывание противного.
Ничего крамольного и уничижительного нет на самом деле и в сочетании противная сторона, еще относительно недавно применявшемся отечественным законодателем в законе «О Конституционном Суде РСФСР» («Сторона вправе… задавать вопросы противной стороне»), ранее – в Уголовно-процессуальном кодексе 1922 года («Ходатайства разрешаются судом… причем предварительно должны быть заслушаны заключения противной стороны»), а в настоящее время иногда встречается в арбитражных решениях.
Сам я этим словосочетанием пользовался неоднократно, порой автоматически, и что интересно, у имеющихся таким образом в виду прокуроров это никогда не вызывало возражений. Однако судьи порой усматривали некую крамольную двусмысленность в рассматриваемом выражении и соответственно на это реагировали. Забавный пример привел в своей книге Генрих Падва, рассказывая о событиях середины прошлого века. Его коллега, выступая в суде, несколько раз произнес общепринятое тогда обозначение «противная сторона». Неожиданно судья прервал его словами: «Что вы такое говорите – противная сторона, противная сторона – для суда обе стороны одинаково противные»[20].
Однако в Мещанском суде определение группы лиц, поддерживающих обвинение, как противной стороны не вызывало у судей никакой аллергии. Возможно потому, что этому сопутствовало специальное объяснение: имеется в виду не качественная характеристика, а место взаиморасположения. В Хамовническом же суде вообще на такого рода мелочи не обращали внимания, поскольку там шли острые словесные баталии, предусматривавшие куда как более крепкие выражения.
Между тем с обозначенной мнимой коллизией мне пришлось столкнуться в Архангельском областном суде, в сентябре 2011 года рассматривавшем жалобу защиты на отказ Платону Лебедеву в условно-досрочном освобождении. Председательствующий судья Игорь Харитонов вел себя подчеркнуто корректно, однако на слова автора этих строк, сказанные в ходе выступления, среагировал незамедлительно и настойчиво попросил избегать выражения «противная сторона». Хотя в данном случае как раз не было особого повода делать выпады в адрес двух представителей областной прокуратуры, поскольку защитники их видели в первый раз, да и слово им было предоставлено для изложения позиции последним. Пришлось, исходя из предписаний суда, проявившего, по замечанию одного из присутствовавших журналистов, языковую чуткость, сменить «противную» сторону на «противоположную».
Кстати, по нашим наблюдениям, сторона обвинения в лице прокуроров и следователей зачастую сама подставляется под словесный залп защиты. Так, не единожды в процессуальных документах дел Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, посвященных налоговой тематике, обнаруживалось некое «налогооблАжение», в ответ позволившее утверждать, что в части обвинений в уклонении от уплаты налогов наши противники явно облАжались.
Еще пример. В октябре 2003 года один из основных акционеров ЮКОСа Василий Шахновский был избран в Совет Федерации от Эвенкии. В самый разгар преследования сотрудников нефтяной компании Генеральная прокуратура РФ такого допустить не могла и обжаловала состоявшееся избрание в Красноярском краевом суде. Найти повод для вывода о процедурных нарушениях было весьма сложно, проще придумать, и тогда прокурор заявил, что Шахновский не указал в документах свою половую принадлежность (!). Громкое ответное удивление адвоката Елены Лукьяновой: «Как же так, ведь общеизвестно, что он женат и имеет четверых детей?» – вызвало резкую реакцию судьи на ее слова.
А в процессе в отношении Алексея Пичугина присутствовал такой эпизод. Стремясь показать перед присяжными эффективность одорологической выборки, основанной на использовании возможностей обоняния собаки, гособвинитель восторженно рассказал, что его собственный пес даже по прошествии значительного времени, заходя в лифт, легко распознает там запаховые следы жены прокурора. На что сразу получил ответную реплику адвоката: это не наши проблемы, если ваша жена почему-то так сильно пахнет.
Безусловно, далеко не всегда разные взгляды на стилистические и терминологические изыски удается привести к общему пониманию. Порой в стенах суда доходит до откровенной перепалки и ругани с последующими жалобами на защитников в адвокатские палаты.
В подавляющем большинстве случаев некорректное поведение адвоката – это реакция на действия прокурора или судьи. Отчаявшись добиться справедливости и столкнувшись с тем, что их усилия неэффективны и раз за разом наталкиваются на стену равнодушия при решении человеческих судеб, защитники переходят за грань традиционных взаимоотношений участников судебного процесса и этим навлекают на себя гнев оппонентов, включая суд. В монографии «Незаконная деятельность адвокатов в уголовном судопроизводстве» ее автор Юрий Гармаев делает весьма существенное и много объясняющее признание: «Одной из самых важных детерминант незаконной деятельности профессиональных защитников были и остаются противоправные и аморальные действия недобросовестных работников правоохранительных органов и судей. Часто допускаемые адвокатами правонарушения являются ответной реакцией на злоупотребления должностных лиц»[21].
В вышеуказанных положениях кодекса адвокатской этики идет речь о недопустимости умаления чьей-либо чести и достоинства. А как быть, если такие качества у представителя другой стороны вообще отсутствуют? Если суд безмолвно взирает на творимое прокурором издевательство или выступает его явным соучастником? Если беспардонно попираются честь и достоинство приглашенного адвокатом свидетеля или специалиста, которые не могут сами себя защитить?
В современных условиях, когда в наших судах царствует обвинительный уклон, а из адвокатов пытаются сделать декоративное украшение к инквизиционному судопроизводству, сложно требовать от защитников суперкорректного поведения в ответ на издевательство над законом и здравым смыслом. По аналогии со старым анекдотом, это равно тому, чтобы от сантехника, которому сослуживец уронил на голову кувалду, требовать реакции: «Вася, ты не прав!»
