В уличных мартовских боях я был ранен и находился в военном госпитале. Шаумяну стало известно, что скоро я выхожу из госпиталя, но у меня по-прежнему нет квартиры. Он буквально потребовал, чтобы я поселился в его новой квартире, и я долгое время жил у Шаумяна фактически как член его семьи. Это дало мне возможность часто общаться с Шаумяном и с людьми, которые приходили к нему. В результате я оказался в курсе многих партийных и государственных дел, что, несомненно, способствовало моему политическому росту.
Среди писем, которые Ашхен удалось сохранить, есть два письма, которые здесь уместно привести.
8.3.1918
Баку
Ашхен!
Почему не пишешь, чтобы хотя бы письмами утешить меня. Или ты пишешь, но из-за отсутствия почтовой связи я не получаю. Ты знаешь, после приезда в Баку я получил всего 4 письма: одно от священника, одно из нашего дома, одно от Гранта и одно от тебя. Там ты писала, что скучаешь, что жалеешь о закрытии школ, что хотела бы работать. Если это так, почему не напишешь хотя бы одно письмо?
Я здесь не имею родственников, ни к кому не хожу. Имею несколько товарищей, с которыми работаем да работаем.
Ты знаешь как было бы здорово, если бы я получил вдруг от тебя письмо.
Если писание писем тебе не доставляет удовольствия, в чем я уже убежден, то пиши хотя бы для того, чтобы я получал от тебя информацию. Если ты все еще без работы и письма писать не удается, хотя бы напиши, о чем ты думаешь. Лениться не хорошо.
Передай привет всем, особенно Гайку (я понял, что его не взяли в армию), также Айказу, Маник. Как живет дядя Габо? Он много работает. Как двигается его дело?
Привет также Астхик. Пусть не сердятся, что я им писем не пишу. Они больше виноваты, ведь они намного младше меня. Очень благодарен, что ты взяла мои туфли у сапожника, я-то думал, что они уже пропали.
О положении в Баку вам, наверное, не так интересно знать. Напишу в другом письме. Сейчас должен заканчивать письмо, потому что спешу.
Остаюсь твой А.Микоян
* * *
Ашхен!
Ты видишь, как во мне сильно чувство предвидения. 10-15 марта я написал тебе письмо, в котором говорил, что скоро начнется война с контрреволюционерами. Действительно, не прошло 5-6 дней после написания того письма, как в Баку тюркские (азербайджанские. - Ред.) беки восстали против Советской власти. Еще за неделю до этого восстания я прекратил свою агитационную работу, перестал посещать рабочие собрания и целиком переключился на дела вооружения и создания боевых отрядов. Надо было организовать несколько отрядов, верных партии, которые смогли бы активно противостоять восставшим. Боевые действия начались вечером 19 марта (в субботу). В воскресенье они продолжались. С вечера субботы бои шли на берегу моря. "Дикая дивизия" со стороны моря стреляла в наших бойцов. Мы тоже вышли на морское побережье. С моим маленьким отрядом большевиков я тоже принимал участие в боях. В этот раз потерь с нашей стороны не было. Бой продолжался недолго. Но в воскресенье вечером бои возобновились, на этот раз в городе и фактически по всему городу. Были вырыты окопы. В этот вечер наш отряд находился в резерве. Я вместе с несколькими товарищами предприняли разведку, которая требовала смелости. Мы провели ее удачно.
На следующий день, в понедельник, уже с 5 часов утра по нашему приказу было начато наступление. Военные действия носили классовый характер, поскольку во главе с нашей стороны был Военно-революционный комитет. Однако неграмотная масса обывателей старалась придать всем этим событиям национальный характер. Между прочим, хочу уточнить, что до воскресного дня партия Дашнакцутюн и Армянский национальный комитет объявили о своем нейтралитете. Но многие их солдаты не остались нейтральными, а активно участвовали в боях.
Ты помнишь, я тебе писал, что все мои чувства были против военных действий прежде всего потому, что в здешних условиях гражданская война может приобрести национальный характер. В этом смысле до понедельника все шло нормально, особенно после того заявления Дашнакцутюна. Военные действия однозначно носили гражданский характер. Поэтому мы с энтузиазмом продолжали сражаться в понедельник. Мне дали отряд из 12 человек, и мы, с нашим партийным знаменем впереди, сумели выбить противника из окопов. Наш отряд бесстрашно продвигался вперед, хотя нас было всего несколько человек. В одной руке держали шапку, в другой винтовку, кричали "вперед!". Руководил бойцами я. Не хочу давать описания наших боев, потому что это будет звучать как хвастовство. Но товарищами своими я очень доволен. Пули угрожающе свистели вокруг нас. Мы брали одну позицию за другой. В моем отряде были жертвы. Например, когда мы, 4 человека, захватили ворота крепости, которые обстреливались с двух сторон. До вражеских позиций было 30-40 шагов. Мы просто целились в головы и стреляли, как и наши противники. В результате, до подхода подкрепления нам из нас 4-х двое были убиты выстрелами в лоб. Я был легко ранен в ногу, и еще какая-то шальная пуля попала мне в бок. Появилась кровь, но я еще час после этого участвовал в бою, поскольку санитарки не могли подойти так близко, было слишком опасно. В конце концов, я очень легко отделался. Со мной был также Петров, который очень хорошо сражался. С ним ничего не случилось. Мы наступали по всему фронту. Тюрки все время отступали и предлагали перемирие. В понедельник вечером мы согласились на перемирие. Наши условия, скорее наш ультиматум, тюрки полностью...
(Продолжение письма не сохранилось.)
В апреле 1918 г. Бакинский Совет рабочих и солдатских депутатов образовал Бакинский Совет Народных Комиссаров, куда вошли только большевики и несколько левых эсеров.
Председателем Совнаркома был утвержден Шаумян, народными комиссарами Джапаридзе, Нариманов, Фиолетов, Колесникова, Везиров, Зевин, Каринян и другие. На бакинского губернского комиссара Азизбекова была возложена труднейшая задача привлечения на сторону Советской власти основной массы азербайджанского крестьянства, находившегося в значительной степени под влиянием беков, ханов, мусаватистов и реакционного духовенства. Провозглашенный Лениным Декрет о передаче земли крестьянам взбудоражил и азербайджанские крестьянские массы.
В апреле 1918 г. Бакинский Совет Народных Комиссаров издал свой Декрет о передаче всех помещичьих земель крестьянам.
Вопрос о национализации банков встал в Бакинском Совнаркоме недели через три после мартовского восстания. Национализацию Русского банка для внешней торговли пришлось осуществлять мне, по мандату Совнаркома. В составе отряда, участвовавшего в этой операции, был второй сын Шаумяна - Лев, в то время 14-летний подросток (впоследствии - первый заместитель главного редактора Большой Советской Энциклопедии).
