друг Линкольна Лэймон. Он же подробно пересказал заключение Линкольна: «Жизненное изображение предвещало, что он целым и невредимым закончит первый срок президентства, а появление привидения означало, что смерть его поразит до конца второго срока».
Вероятнее всего, именно под влиянием этого сна Линкольн и сказал как-то при нескольких свидетелях:
– Я ненадолго переживу войну…
Среди его собеседников была и знаменитая писательница Гарриет Бичер-Стоу. Войну Линкольн пережил буквально на пару недель…
Вернемся к двойникам, предвещающим смерть. Если речь идет о коронованных особах – российская история с четырьмя подряд императрицами для Европы уникальна. В Европе вообще не найти и одного-единственного монарха, которому призрачный двойник предсказал бы смерть. Точно так же крайне редки в Европе и призраки, предсказывающие смерть обычным людям. «Просто» двойников хватало. Они появлялись настолько часто, что педантичные европейцы давным-давно ввели некое подобие их классификации. Доппельгангер – это особый вид двойника, который появляется неподалеку от «прототипа», порой совсем близко, и оба выполняют совершенно одинаковые движения. Очень редко, но случается, что как раз доппельгангер и служит вестником смерти. Вардогер – особый вид двойника, которого нигде и никогда не связывали с какими бы то ни было скверными последствиями или зловещими предсказаниями. У него, казенно выражаясь, одна-единственная функция: вардогер всегда появляется средь бела дня у друзей и знакомых прототипа незадолго до появления там его самого. Сплошь и рядом иллюзия настолько убедительная, что вардогера вплоть до его ухода принимают за живого человека – к немалому изумлению присутствующих, когда потом появляется «настоящий». Случалось, «раздвоившиеся» появлялись одновременно в одном и том же месте – скажем, один в доме, другой в саду при доме.
Однако всегда существуют исключения из правил… В отличие от континентальной Европы, на Британских островах не в пример чаще встречаются сверхъестественные двойники людей, предвещающие им смерть. В Англии они давным-давно носят имя «фетч». В разных уголках Англии есть свои различия: в графстве Йоркшир тамошние жители именовали подобного двойника «уафф» и, в отличие от других англичан, верили, что можно избежать смерти и прогнать уаффа, если обругать его последними словами.
(Любопытно, что похожая практика исстари сохраняется в Сибири – от повадившегося ходить по ночам в гости недавно похороненного члена семьи невозможно отделаться крестом или молитвой, а вот семиэтажная ругань отчего-то заставляет его оставить живых в покое.)
В Шотландии в отличие от всей Европы (в том числе и от Англии) с незапамятных времен сохранялись свои поверья о предвещающих смерть двойниках. Именно в Шотландии, как нигде больше на Британских островах, в превеликом множестве обитали предсказатели, ясновидящие, люди, имевшие связи с другим миром. Бытовала даже пословица: «Не каждый горец – провидец, но всякий ясновидец – горец». Даром ясновидения открыто гордились – хотя он часто приносил не только радость, но и скорбь. Незадолго до смерти провидец видел своего призрачного двойника (или кого-то из членов своей семьи).
В классическом романе Вальтера Скотта (сэр Вальтер понимал толк в «загадочном, непознанном, таинственном») один такой горец-провидец сообщает земляку, что вскоре должен умереть, потому что видел своего двойника. Собеседник, тоже прекрасно кое в чем разбирающийся, спрашивает: а не пробовал ли собеседник провести, говоря современным языком, эксперимент? Скажем, перевернуть свой плед «вверх ногами» и накинуть его на плечи перевернутым? Мало ли что может почудиться…
Горец угрюмо отвечает: пробовал несколько раз, и двойник всегда является в перевернутом пледе…
А теперь вернемся в Петербург, чтобы более его не покидать. О предсказаниях и пророчествах, касающихся как человеческих судеб, так и природных катаклизмов, мы поговорим чуть позже. А пока речь пойдет о призраках и привидениях, которыми история Петербурга крайне богата. Ради уважения расскажем сначала о коронованных особах, а там займемся и людьми попроще…
Во многих областях жизни Петр I оказался первопроходцем, в том числе и в тех, от которых человеку следует держаться стороной. Но давайте по порядку.
Так уж случилось, что земли, на которых возник Петербург, с давних времен были сущим заповедником обрядов и таинств, категорически неприемлемых для крещеного человека. В тех местах, в Вотской и Ижорской землях, язычество пустило глубокие корни. В летописях остались сведения, что там во множестве стояли «скверныя молибища идольския, поклонялись лесам, горам, рекам, приносили кровныя жертвы, закалывали собственных детей». В свое время немало сил для искоренения подобных практик, в том числе и кровавых, приложил новгородский архиепископ Макарий. Посланный им «инок Илья» вырубил и сжег священные языческие рощи, потопил в реках и озерах камни, которым язычники поклонялись, «много разорил злых обычаев». Правда, как это сплошь и рядом случалось не только в России, полностью искоренить язычников не удалось – самые непримиримые, пользуясь современной терминологией, ушли в глубокое подполье, но от прежних обрядов и жертвоприношений не отказались.
Одним из главных языческих «святых мест» считался лес в десяти верстах от Петербурга, по Рижской дороге. Там женщины-ижорки собирались отмечать языческий Иванов день, с пением, плачами и песнями жгли большой костер, а в финале, выкрикивая заклинания, сжигали живьем белого петуха. Там стояла большая раскидистая липа, чьи ветви причудливо переплелись с ветвями соседних деревьев, образовав самую настоящую беседку. Именно там во время своих частых поездок любил отдыхать Петр I. Возможно, это простое совпадение, а возможно, и нет – очень уж много чертовщины клубилось вокруг Петра всю его сознательную жизнь – да и после смерти, как мы скоро увидим, тоже…
Где именно Петр угодил на крючок, известно давно и самым подробным образом. Во все времена молодые люди стремились и стремятся к самым беззаботным развлечениям. Юный царевич очень быстро открыл для себя великолепный «развлекательный центр» – Кукуй, немецкую слободу, где жили далеко не одни немцы, «немцами» тогда обобщенно называли всех иноземцев. Книг там не читали, наукой не баловались и ученых диспутов не вели. Такой уж там собрался контингент – от всевозможных «иностранных специалистов» (сплошь и рядом знающих дело, приличных и добропорядочных, но не обремененных тягой к высоким материям) до откровенных авантюристов и мошенников, которым никак нельзя было показываться на исторической родине, потому что очень многих там ждала решетка, а то и добротно намыленная петля. Все они развлекаться умели и любили. В эти развлечения со всем пылом буйной юности кинулся и Петр, очень быстро ставший там завсегдатаем и своим человеком, на иноземный лад поименованный герром Питером. Вообще-то развлечения были не бог весть какие гламурные: море разливанное шнапса и пива не самого высшего сорта, крепкий немецкий табачок-кнастер (наподобие российской махорки), незатейливые танцульки, далекие от высокого
