И действительно, метеосводка была плохая. Туман тянулся до Ганновера и дальше. Правда, участок возле Брунсвика и Магдебурга был ясный, а вот Берлин и прилегающая к нему территория были окутаны густым туманом. Ребята из метеослужбы были рады сделать все возможное для нас, но сводка погоды в тот день ничего не могла обещать, а главный метеоролог, узнавший, что Герберт летит в Берлин, чтобы отпраздновать еще и свой день рождения, пообещал звонить туда каждые полчаса и спрашивать, не изменилось ли что-нибудь.
– Как же подвела меня погода, – страдал Герберт, – но, если в течение часа не прояснится, я полечу вслепую!
– Не сходи с ума! – сказал я. – Услышь тебя кто-нибудь, подумают, что тебя ждет сам генерал затаив дыхание! Пошли им телефонограмму и сообщи, что будешь завтра утром.
Но Герберт даже и думать об этом не хотел.
– Я попаду туда сегодня, даже если мне придется бежать на своих двоих! – настойчиво сказал он, оставив меня стоять у входа в барокамеру.
Глава 12
ПОДХОДИТ ОЧЕРЕДЬ ГЕРБЕРТА
Час спустя, выйдя из барокамеры, я обнаружил, что туман ослаб и видимость составляет около километра, но и только. Тем не менее, сквозь густую пелену стал проглядывать солнечный свет, и это говорило о том, что Герберту начинает улыбаться удача. Я пошел в штаб, где мне сказали, что десять минут назад Герберт улетел в Берлин.
– А как же погода? – спросил я.
– То нормальная, то слишком туманно! Мы пытались отговорить его, но он отказался ждать дольше. Ганновер и Хейде все еще в тумане, и южнее тоже видимости никакой.
Я взглянул на метеокарту и подумал, что при схожих обстоятельствах я бы тоже, возможно, полетел.
Выйдя из штаба, я направился к ангару, где, как всегда, дым стоял коромыслом. Каждый день прибывали два или три новеньких «Ме-163В», которые должны были быть испытаны сначала здесь. Тогда как в Венло находилось лишь четыре истребителя, а в Виттмундхафене – шесть. Самое интересное, что в Цвишенане эскадрильи официально не существовало и, соответственно, не было и самолетов, а полеты с нашего аэродрома осуществлялись в полном объеме.
Я вошел в огромный ангар в тот момент, когда «комета» подвергалась осмотру, и поднялся в кабину. Отто Ортзен, главный в «прачечной», стоял на лестнице, приставленной к кабине. Я съежился от невыносимого шума будто тысячи работающих двигателей. От их чудовищного гула все вокруг сотрясалось. Такая мощь и сила присутствовала в этих машинах, что даже стены ангара дрожали и звенели. Топливо Т и С текло по тонким трубкам в камеру сгорания, а затем спустя четыре минуты раздался приглушенный звук, означающий, что проверка прошла успешно.
Он хотел все сделать сейчас, чтобы потом уже не тратить ни минуты. Доложив о своем намерении лететь к Талеру, я забрался в кабину «новой птички» и был готов отправляться в путь.
Эта машина была особенной, так как была первой оснащена двумя 30-мм пушками «МК 108», заменившими 20-мм, установленные на ранних «кометах». Они располагались в корне крыла, а боезапас из 60 снарядов на каждую – в двух секциях за кабиной. Гашетка пушек находилась на ручке управления. Прицел был стандартный – Revi 16B.
Мишень находилась на середине озера Цвишенана, и мне было дано задание испытать новые пушки. Сама новая «комета» предназначалась эскадрилье в Венло.
Двигатель истребителя взревел так же мощно, как и час назад в ангаре. Я наклонил ручку вперед, послышался легкий треск, когда истребитель подскочил и оторвался от полосы. К тому времени туман почти полностью рассеялся, и только небольшие белые островки тянулись над землей. Пройдя отметку в две тысячи метров, я очень обрадовался своему взлету.
Когда, наконец, шум двигателя стих, я выполнил несколько виражей и опустил нос вниз, чтобы набрать скорость, а затем снова взмыл вверх. Далее последовала целая серия кругов вокруг города, а потом я направил свой самолет к озеру Цвишенана. Я четко видел плавающую мишень и, прицелившись, открыл огонь. С первого раза я промахнулся, и очередь прошла слева от цели. Я снова нажал кнопку, но оружие заклинило. Я так усердно целился, что незаметно для себя оказался совсем низко у поверхности озера. Затем «комета» немного набрала высоту и полетела над полем, но мне нужно было двигаться достаточно низко, чтобы не выйти за периметр аэродрома. Я довольно неудачно зашел на посадку, но сегодня был мой день, и поэтому я решил пустить самолет вниз по диагонали против ветра. «Комета» заскользила вдоль поверхности земли и, наконец, остановилась, ничего не повредив! Фу! Все обошлось!
Приземление подобным образом не могло пройти бесследно, и пусть технически все сложилось удачно, я все же готовился получить гневный выговор от Тони Талера. Буксирное транспортное средство уже было на пути к месту моего приземления, и среди бригады техников я увидел Фритца Кельба и сержанта Нелте. Странно, но никто из них не показывал своего недовольства, не кричал и не делал саркастических замечаний по поводу моей посадки. Фритц первым добрался до моего самолета и встал прямо передо мной, мрачно глядя мне в глаза.
Рис. 14. Транспортировка «Ме-163»
– Ты бы был поосторожнее, Мано, – произнес он тихо, конечно же имея в виду мое неаккуратное приземление, но я весело ответил:
– Не беспокойся, Фритц. Не стоит придавать этому большого значения!
Но Фритц только как-то странно посмотрел на меня, будто находясь мыслями где-то далеко. Наконец, он произнес почти шепотом:
– Герберт погиб, Мано!
Затем он повернулся и направился к буксиру, который должен был тащить мой истребитель. С минуту я стоял словно парализованный этой новостью. Он взглянул на меня и ответил на незаданный вопрос, читавшийся в моих глазах:
– Аварийная посадка в тумане на северо-западе Ганновера. Возможно, сел на живот. Перелом ног и шеи. Два пассажира, летевшие с ним, также мертвы. Больше мне ничего не известно.
Когда мы шли за буксиром, тянувшим самолет, он рассказал мне, что двое фермеров обнаружили «Bf-108» между фруктовыми деревьями и что все трое сидели в своих креслах без видимых повреждений – но они были мертвы! Вот так наш Герберт и не долетел до Берлина. Тогда я подумал о Хельге! Мне не хотелось сообщать эту новость ей.
Задумавшись, мы плелись в тишине, ссутулившись и опустив голову, и вышли прямо на взлетную полосу. Громкий крик вывел нас из оцепенения, и внезапно мы осознали, что в дальнем конце полосы уже разгоняется «Me-163», а мы находимся у него на пути.
– Штрассницки – его первый самостоятельный полет! – закричал Фритц, и мы бросились бежать со всех ног, а «комета» с пронзительным воем неслась на нас. Затем он взлетел; его шасси упало всего в пятидесяти метрах от нас. «Комета» задрала нос уже далеко за пределами аэродрома.
