Понемногу в уединенное жилище художника пришло довольство; он жил скромно, но не бедно. Его поведение не могло не внушать уважения к нему; вскоре вокруг него собрался кружок друзей: Сикс, Франсен, богатый торговец произведениями искусства, Зоммер, собиратель эстампов, называвший художника своим «специальным другом», были его постоянными посетителями. Но, без сомнения, первый шаг к сближению был сделан не со стороны Рембрандта. Он знал себе цену; после своего крушения он тихо, без жалоб и сетований, удалился в свой мир, чтобы упорным трудом добиться прежнего положения в обществе. И он достиг своей цели. Лучшие из его сограждан вернулись к нему, как волны изменчивого моря возвращаются к подножию неподвижного утеса. Целая серия портретов, изумительных по художественной правде и тщательности исполнения, свидетельствует о том, что Рембрандт в это тяжелое для него время не переставал пользоваться известностью в Амстердаме, по крайней мере как портретист.
В 1661 году Амстердам, уже обладавший «Ночным дозором», обогатился последним коллективным портретом, писанным рукою Рембрандта. Синдики цеха суконных фабрикантов поручили ему написать картину, которую они хотели поместить в доме своего общества.
Четверо из представителей цеха, занятые проверкой счетов своей корпорации, сидят вокруг стола; пятый встал со своего кресла, желая высказать какую-то мысль. За ними стоит слуга, ожидающий приказаний господ синдиков.
Всякий другой сделал бы из этого сюжета самый банальный, скучный, ординарный портрет. Но, видимо, никакие рамки не могли остановить могучего полета гения Рембрандта; даже покоряясь всевозможным указаниям, советам, требованиям богатых «суконщиков», он сумел сотворить создание единичное, цельное, перед которым еще долго, если не вечно, будут преклоняться знатоки искусства. Серьезные лица этих синдиков, кажется, живут и дышат перед нами; мы как будто слышим спокойный голос того, который указывает на открытую счетную книгу, и горячие возражения его собеседника. На каждом из этих лиц легко прочесть мысли, настроение и характер изображенной личности. Постановка фигур поразительна по своей правильности и целесообразности. Каким изящным жестом средний мужчина указывает на итог в книге, как естествен и красив поворот его головы, немного откинутой назад! С каким ироническим равнодушием оба негоцианта, сидящие справа и слева от зрителя, ожидают окончания затянувшегося спора! Замечателен и слуга: он, по-видимому, весь терпение и почтительность; а вместе с тем как скептически вслушивается он в доводы господ синдиков, как насмешливо следит за их препирательствами! Колорит сам по себе – целая поэма в красках. Стол покрыт дорогим восточным ковром красноватого цвета. Черные кафтаны, оттененные белыми воротниками, широкие черные шляпы гильдейских старшин (один только слуга стоит с непокрытой головой) красиво выделяются на фоне темной деревянной обшивки стены. Чудное золотистое освещение смягчает слишком мрачный характер картины. При таком незначительном количестве красок получается вполне гармоническое созвучие, мощный цветовой аккорд, тайну которого Рембрандт унес с собой в могилу.
В этом же году великий художник вырезал на меди портрет своего старого друга, Коппенола, одного из немногих близких ему людей, оставшихся верными ему и в несчастье. Это последняя гравюра, вышедшая из-под его резца.
Каждый из трех коллективных портретов, созданных Рембрандтом, характеризует различные эпохи его жизни. В первом («Урок анатомии») видна вся ясность юношеского миросозерцания; во втором («Ночной дозор») вылился весь пыл, вся сила расцвета человеческой деятельности; последний же проникнут спокойствием и трезвостью многоопытной старости.
Как после «Ночного дозора» Рембрандт потерял свою кроткую жену, так вскоре после окончания «Портрета синдиков» он лишился своей скромной, но верной подруги (1662 год). Хендрикье, уже совсем больная, завещала все свое имущество маленькой Корнелии, а после ее смерти – Титусу. Рембрандту она предоставила право пожизненного пользования доходами с наследства и опеку над малолетней дочерью. Уже этот один факт полного доверия двух женщин, отдавших в руки отца будущность своих детей, говорит в пользу ван Рейна. Торговля картинами продолжалась от имени Корнелии до самой смерти художника.
Новая утрата не остановила неутомимой руки Рембрандта; его творчество могло угаснуть только с жизнью. В Петербургском Эрмитаже можно видеть его «Возвращение блудного сына»; в музее Амстердама находится не совсем понятная, загадочная картина, почему-то названная «Еврейская невеста», изображающая молодую женщину в роскошном уборе; она, видимо, ожидает приближающегося к ней пожилого мужчину. Ярким пламенем, как последние лучи заходящего солнца, вспыхнуло бессмертное вдохновение художника в картине, изображающей чудную семейную группу: мужчину, женщину и трех детей (Брауншвейгский музей). Многие из комментаторов творчества Рембрандта утверждают, что эта картина – портрет его самого и его жены, Екатерины ван Рейн, на которой он женился вскоре после смерти Хендрикье. Нет сомнения, что в лице ребенка, играющего на коленях молодой дамы, заметно разительное сходство с чертами автора картины; но мужчина вовсе не похож на Рембрандта. Может быть, это Титус ван Рейн, которому в 1662 году уже минуло 20 лет, или кто-нибудь из друзей художника.
Рембранд Ван Рейн. Возвращение блудного сына.
В 1665 году все долги Рембрандта были уплачены. Затем кончился и процесс Титуса с кредиторами его отца; молодой человек получил сполна свою долю из наследства матери. Кончилась многострадальная одиссея гениального художника: 58 лет от роду он мог начать новую жизнь. Но надолго ли? В 1665 году Титус ван Рейн подал в городской магистрат просьбу о признании его совершеннолетним и полноправным гражданином города Амстердама. Поручителями за него, по обычаю того времени, явились друзья его отца, Франсен и другие; они заявили, что знают Титуса как честного и трудолюбивого человека. Хотя после своего утверждения в правах гражданства Титус стал сам управлять своим имуществом, он не покинул старика-отца и жил в его доме до 1668 года, когда женился на своей двоюродной сестре, Магдалене ван Лоо, дочери той самой сестры Саскии, с которой Рембрандт когда-то судился по обвинению в мотовстве. Новобрачные поселились на собственной квартире.
Силы престарелого художника слабели. Еще в 1666 году, освободившись от бремени долгов, он написал чудный «Портрет старой дамы» (Лондонская национальная галерея). Затем он бесплатно пишет изображение своего друга, Иеремии Деккера (Петербургский Эрмитаж), в былые годы воспевшего в сонете его картину «Христос является Марии Магдалине». Поэт отплатил за подарок изящным стихотворением, в котором благодарит художника за картину, написанную «без корыстной цели, из дружбы», прибавляя, что Рембрандт «достиг высокой славы» назло зависти, этого бессовестного зверя. 1668-м годом помечена последняя картина Рембрандта – «Бичевание Христа». Прощальное произведение его – автопортрет. Он прощается с миром в своей мастерской; он стоит перед бюстом, в руке у него мальшток. Весь сгорбленный, седой, исхудалый, он кажется тенью прежнего Рембрандта-атлета, прототипа Самсона, знаменосца и других богатырей. Но глаза не изменились: окруженные сетью бесчисленных морщин, они искрятся добродушным старческим юмором, беспечным весельем человека, уже пережившего все свои страдания. И он смеется так искренно, так задушевно и заразительно, что поневоле является вопрос: неужели этот добрый, простой старик мог быть озлобленным мизантропом, сухим, черствым отшельником, обманщиком и скрягой, как утверждают его клеветники?
