Я в жизни еще не видел ни у кого такой сияющей улыбки.
Теперь Джонни водит самолеты через Анды в Южной Америке, на линиях компании Пан-Америкен Грэйс.
Несколько лет назад я доставил на одно ранчо в Мексике самолет для Джо и Алисии Брукс Мне предстояло вернуться на их старом самолете. Ранчо находилось милях в восьмидесяти от границы, за Орлиным проходом. Бруксы решили лететь в Нью-Йорк вместе со мной, звеном. Крейсерская скорость у обоих самолетов была примерно одинаковая. В одном летели Алисия и я. В другом — Джо Брукс и Саттер, механик.
Погода в день старта была неважная. Тяжелые серые тучи заходили с северо-востока. Получить метеорологическую сводку мы могли не ближе, чем в Орлином проходе. Восемьдесят миль предстояло лететь на-авось.
Джо летел впереди, и сначала все шло отлично, но чем ближе к Орлиному проходу, тем погода становилась хуже. Мы летели над какой-то железнодорожной веткой, чуть не задевая за верхушки деревьев, и вдруг уткнулись в плотную стену тумана. Самолет Джо словно растаял в нем. Я сунулся было за ним, но сейчас же повернул обратно: нельзя было допустить, чтобы два самолета вслепую кружили в тумане. Слишком легко столкнуться. Я выбрал открытое место среди кактусовых зарослей и сел. Ничего не оставалось, как только ждать. Если Джо выйдет из тумана, он появится над железной дорогой, и мы его, увидим. Прошло десять тревожных минут. Мы услышали шум мотора. Это был Джо. Он сделал круг и сел рядом с нами.
И тут самолеты окружила целая толпа разгневанных громкоголосых мексиканцев. Их было не меньше сотни. Повидимому, мы им не нравились, но почему — мы никак не могли разобрать. Никто из нас не говорил по-испански. Наконец, из толпы вышел человек, по виду чиновник, с целым ассортиментом медных медалей на груди. Он знаками дал нам понять, что желает видеть наши паспорта. Мы никак не могли их найти. Атмосфера сгущалась. В мыслях мы уже готовились провести ближайшие дни в кишащей блохами мексиканской тюрьме.
И тут я вспомнил, что одно испанское слово я знаю. Почему не пустить его в ход, подумал я, а там видно будет, что получится. «Cerveza», — скомандовал я. Мексиканцы явно удивились. «Cerveza», — повторил я строго. Мексиканцы захохотали.[6]
Не успели мы опомниться, как уже сидели в мексиканском баре и пили пиво с целой компанией новоявленных друзей. Cerveza — значит по-испански пиво.
Наш «Кэртис DN» ударился о землю колесами и рискованно подскочил. Мой инструктор, сидевший в передней кабине, схватил управление, энергично дал газ и посадил машину как следует. Дело происходило на маленьком учебном аэродроме близ Брукса, в Тексасе.
Инструктор повернулся ко мне.
— Чорт побери, Коллинз, — сказал он, — не врезайтесь вы колесами в землю. Выправляйте машину футах в шести от земли и ждите, пока она не начнет оседать. Тогда освобождайте ручку. Когда почувствуете, что самолет уходит из-под вас вниз, тяните ручку до отказа прямо себе в живот, и самолет отлично сядет. Ну-ка, попробуйте еще раз.
— Да, сэр.
Я поднялся, опять пошел на посадку, ударился колесами о землю и подскочил. Инструктор выравнял машину.
— Не так, Коллинз, не так, — кипятился он. — Шесть футов. Смотрите, я покажу вам, что такое шесть футов.
Он поднялся в воздух, пролетел над полями, потом вернулся к аэродрому и сел.
— Ну, теперь вам понятно, что такое шесть футов? — крикнул он мне.
— Да, сэр, — солгал я. Я не решался сказать ему, что плохо вижу землю. Он мог послать меня в госпиталь к окулисту. И если в моем зрении обнаружится какой-нибудь незначительный дефект, который проглядели на первом осмотре, меня уволят из школы.
— Ну, в таком случае попробуйте еще раз и давайте мне приличную посадку, — сказал инструктор.
— Да, сэр.
На этот раз я выправил самолет слишком высоко. Инструктор выхватил у меня управление и предотвратил катастрофу.
— Чорт побери, Коллинз, — закричал он, когда самолет остановился, — не врезайтесь вы в землю колесами. И не выправляйте машину на высоте телеграфных проводов. Выравнивайтесь в шести футах от земли. Потом дайте ей осесть. А ну-ка, попробуйте еще раз!
— Да, сэр.
— Чорт побери, Коллинз, долго вы еще будете сидеть у меня за спиной и говорить «да, сэр», а потом опять делать все навыворот?
— Нет, сэр.
Пэт рисует. И умеет летать.
Однажды поздно вечером мы с Пэт на ее биплане «Стирмен» приземлились в Джексонвиле, штат Флорида. Я обучал Пэт полетам на большие расстояния. Мы поспешно запаслись горючим и опять взлетели. Яркий свет прожекторов остался позади, мы повернули вдоль линии сверкающих маяков, которые тянутся на юг, к Майами. В безоблачном небе сияли звезды, но ночь выдалась очень темная. Луны не было.
Скоро мы уже летели вдоль побережья. Слева под нами белые волны Атлантического океана смутно отмечали линию берега. Справа на суше тянулись болота, невидимые в черной ночи. Впереди и позади нас длинная цепь маяков вспыхивала из мрака. Пятна света медленно плыли внизу, когда мы пролетали над городами.
Мы увидели впереди облака. Мы нырнули под них. Чтобы остаться под облаками, приходилось лететь очень низко, — это было неприятно. Мы пошли вверх, чтобы оказаться выше облаков.
Мы влетели в них. Огни под нами стали тусклыми и исчезли. Мы шли вверх в мутной черноте, ориентируясь по приборам.
Мы вышли в чистое пространство — просвет в облаках. Снова появились огни. Стали видны звезды.
Облака расстилались под нами во всех направлениях до самого горизонта. При свете звезд они отливали матовым серебром. Они мягко волновались, как таинственное, необозримое море.
Изредка мы видели просвет в облаках, а через него — сверкающий маяк или огни какого-нибудь города. Или далеко внизу под облаками мелькала волна, набегающая на берег.
Происходило что-то необъяснимое. Небо на востоке стало светлеть. Было только двенадцать часов или немногим больше. Я посмотрел на запад, а потом опять на восток. Да, на востоке небо определенно было светлее. Еще через полчаса там уже было значительно светлее, чем на западе.
Я внимательно следил за восточной частью неба.
Я увидел, как там, из-за горизонта, показался тонкий, кроваво-красный верхний краешек чего-то. Верхний краешек непонятного предмета был закругленный. Низ его был неправильной формы. Все это быстро увеличивалось.
— Луна! — громко закричал я.
Она всходила необычайно быстро. Ее неровный нижний край образовали невидимые облака, парившие далеко над морем.
