«Денис и в зрелости лет сохранил изумительную молодость сердца и нрава. Он был душою и пламенем дружеских бесед, мастер был говорить и рассказывать. Он все духом и складом ума был моложав… Не лишним заметить, что певец вина и веселых попоек в этом отношении несколько поэтизировал. Радушный и приятный собутыльник, он на самом деле был довольно скромен и трезв. Он не оправдывал собою нашей пословицы: пьян да умен, два угодья в нем. Умен он был, а пьяным не бывал» («Русский архив», 1866 г., стр. 899 – 900).
Рассказ о том, как Грибоедов заканчивал «Горе от ума» в тульской деревне Бегичева и эпизод с Дмитрием Никитичем взяты мною из воспоминаний его племянницы Е.Соковниной («Воспоминания о Д.Н.Бегичеве» в журнале «Исторический вестник», т. III, 1889 г.).
Ответ Ермолова записан дословно Д.Давыдовым в его записках.
Чрезвычайно высоко оценивал достоинства давыдовской военной прозы В.Г.Белинский, который писал следующее:
«Прозаические сочинения Давыдова большею частью – журнальные статьи, вроде мемуаров. В них найдете вы живые воспоминания об участии автора в разных кампаниях, особенно в священной брани 1812 – 1814 годов; воспоминания, о героях той великой эпохи – Каменском, Кульневе, Раевском и проч. Предоставляем военным людям судить о военном достоинстве этих статей; что же касается до литературного, с этой стороны они – перлы нашей бедной литературы: живое изложение, доступность для всех и каждого, интерес, слог быстрый, живописный, простой и благородный, прекрасный, поэтический! Как прозаик, Давыдов имеет полное право стоять наряду с лучшими прозаиками русской литературы» (В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. VII, СПБ, 1904 г.).
Послание Языкова восхитило не одного Д.Давыдова. Н.Гоголь в «Выбранных местах из переписки с друзьями», вспоминая Пушкина, замечает: «Живо помню восторг его в то время, когда прочитал он стихотворение Языкова к Давыдову, напечатанное в журнале. В первый раз увидел я тогда слезы на лице Пушкина. (Пушкин никогда не плакал; он сам о себе сказал в послании к Овидию: «Суровый славянин, я слез не проливал, но понимаю их».) Я помню те строфы, которые произвели у него слезы…» Далее Н.Гоголь цитирует стихи и заключает так: «У кого не брызнут слезы после таких строф? Стихи его, точно разымчивый хмель; но в хмеле слышна сила высшая, заставляющая его подниматься кверху».
Возмущенный наглой выходкой помещиков, Д.Давыдов подробно описал этот случай в письме к Вяземскому 28 мая 1834 года и одновременно в письме к П.Д.Киселеву, требуя, чтоб помещикам разъяснили сверху позор их поступка.
Монолог Д. Давыдова построен на основе его письма к Вяземскому и может служить образцом своеобразного и живого стиля поэта-партизана.
Поездка в Петербург в 1836 году довольно подробно описана Д.Давыдовым в письмах к жене, которые хранятся в ЦГВИА (фонд 194, опись 1, ед. хранения 66). Пребывание Д.Давыдова в столице, визиты к Вяземскому, Пушкину, Жуковскому, прием во дворце, слушание «Ревизора» – все это рисуется в моей хронике на основе вышеуказанных писем.
Интересно отметить, что в этом впервые публикуемом письме имеется указание на предстоящую свадьбу Рославлевой Вероятно, из осторожности Д.Давыдов не сообщил, что она выходит за сосланного в Пензу вольнодумца Н.П.Огарева, но, разумеется, знал об этом отлично. Н.П.Огарев постоянно вращался в том самом, кругу, где проводил время и Д.Давыдов. Рославлева была подругой Золотаревых. При таких обстоятельствах знакомство и общение Огарева с Давыдовым кажется совершенно естественным, хотя, к сожалению, не подтверждено документально, почему я и вынужден был ограничиться в хронике простым их знакомством.
Заметим, что военная проза Д.Давыдова достаточно широко использовалась Л.Н.Толстым при создании романа «Война и мир». И доказать это не трудно, стоит лишь внимательно сличить текст давыдовских военных записок с текстом романа. Приведем некоторые примеры.
В «Дневнике партизанских действий», касаясь знаменитого Тарутинского сражения, Д.Давыдов пишет:
«Генерал Шепелев дал 4-го числа большой обед, все присутствовавшие были очень веселы, и Николай Иванович Депрерадович пустился даже плясать.. Возвращаясь в девятом часу вечера в свою деревушку, Ермолов получил через ординарца князя Кутузова, офицера кавалергардского полка, письменное приказание собрать к следующему утру всю армию для наступления против неприятеля».
В романе «Война и мир» использованы все детали этого эпизода и лишь не названа фамилия пляшущего генерала Николая Ивановича. Мы можем точно сказать, что этот генерал не вымышлен, это командир конногвардейцев Депрерадович.
Дальше в своем «Дневнике» Давыдов пишет:
«Кутузов со свитой, в числе которой находились Раевский и Ермолов, оставался близ гвардии; князь говорил при этом: «Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель, приняв свои меры, заблаговременно отступает». Ермолов, понимая, что эти слова относятся к нему, толкнул коленом Раевского, которому сказал: «Он на мой счет забавляется». Когда стали раздаваться пушечные выстрелы, Ермолов сказал князю: «Время не упущено, неприятель не ушел, теперь, ваша светлость, нам надлежит с своей стороны дружно наступать, потому что гвардия отсюда и дыма не увидит». Кутузов скомандовал наступление, но через каждые сто шагов войска останавливались почти на три четверти часа; князь, видимо, избегал участия в сражении».
А в романе «Война и мир» этот эпизод выглядит так:
«Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где по донесениям казаков прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он, с ним не говорил еще со вчерашнего дня):
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свон меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.»
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
