В июне!
А точнее — 29 июня.
Через три месяца!
Три!
Ещё раз. Получается, 102 с половиной дня и 103 ночи. Так? То есть 102 с половиной дня, вычитая выходные и майские праздники, Поповичев жил обычной жизнью боевого офицера: по утрам ходил на работу, стараясь не нарушать по дороге строевой шаг; днём обязательно ел первое и пил компот; каждый вечер отдавал приказ супруге погладить китель, и 103 ночи спал превосходно — как всегда в профессиональной позе «Смирно!», лёжа прямо и вытянув руки по швам, в трусах окраски брутального хаки — лишь иногда сладко шевеля пятками и пальцами ног в носках любимого нежно-зелёного цвета.
102 с половиной дня и 103 ночи!
И вдруг: его осенило! «Угроза теракта, бляха-муха, на стратегическом объекте… чрезвычайная ситуация… возникновения пожара… в количестве 125 человек… для локализации места правонарушения… для обеспечения нормальной хозяйственной деятельности предприятия и защите (!) граждан от преступных посягательств (!)… дополнительно задействованы для охраны…» Так? Не оперативно!
Но через два дня Телецентр — какая оперативность! — платит. Ещё через два подаёт на нас иск. Мы, вот, заплатили — теперь вы, Пташкин и Мирзоев, платите нам.
Через три месяца…
А потом два дня и ещё два дня…
То есть после того майского разговора Олега с Шубиным…
Так: разговор Олега с Шубиным — письмо Поповичева Шубину — Шубин платит — Шубин подаёт иск.
Хороша тактика! Между собой что-то подписали. Деньги друг дружке перевели. Два доказательства — это письмо Поповичева и чек об оплате. Платите, Мирзоев и Пташкин!
Хорошая тактика в стратегии нападения. Или обвинения. «…От преступных посягательств…» Какая тонкая игра!
Но на судью аргумент действует…
Письмо Поповичева и иск Шубина писал один человек. Стилистика одинаковая. Ляпы тоже. Как юридические, так и грамматические.
А что им парится-то?! Так сойдёт!
Следующий персонаж.
Федеральный судья Головинского районного суда города Москвы Куприянова Е.Л.
Она — другая.
Отличается от Дорохиной.
Эта не дрыгает всем телом, словно испытывает — во время судебного заседания или прямо в обычном общении — многократный, непрерывный женский оргазм как Дорохина Е.М.
Бледная.
Тусклая.
Бесстрастная…
Тупая — жуть! Извините, но скажу прямо — тупая!
Да, тупая — почему я должен искать корректные синонимы. Надо взять решение суда и почитать. Или прийти на её заседания и наслаждаться — на любое…
Пытается выдать свою тупость за бесстрастность.
Нет, не снежная королева. Ощущение, что сделана из сена. Тупой, набитый сеном судья. Прекрасно!
И высокомерная.
Человек, постигший истину.
Не пользуется туалетом.
Объективно познала действительность.
Она не в поисках. Уже нашла. Даже не искала. Знает.
Святую истину.
Абсолют.
Зачем ей оргазм.
Чувства.
Она в экстазе уже от самой себя.
Только взглянет в зеркало — и всё…
Это — болезнь. Эпидемия. С Дорохиной её роднила лишь удовлетворенность собственной персоной. Своим наличием, присутствием на этом свете. И занимаемым на Земле местом. Площадью во Вселенной. Понты — раб!
Это — болезнь!
Чем больше человек пытается изображать собой величие, восхищаться собственной исторической личностью, чем больше важничает, пыжится, тем слабее, значит, внутренний стержень. Тем мельче душонка. Тем больше у него внутри соломы.
Они — больные.
Что значит «сотрудники милиции дополнительно задействованы для охраны»?
Это что? И как? Кто-то может мне, невежде, объяснить? Или показать? Ну, продемонстрировать, изобразить телом это действие?..
Ожидал ли я, что суд будет напоминать цирк? Ожидал.
Вообще, зачем ходить в цирк? Билеты покупать. Деньги тратить. А?
Предлагаю переименовать Останкинский и Головинский суды в Останкинский и Головинский районные цирки г. Москвы. Как и тысячи остальных по всей стране.
Головинский районный цирк г. Москвы.
Представитель Телецентра Светлана Бесфамильная утверждает, что при нас были обнаружены «муляжи канистры» с бензином.
В суд приходил и сам командир 5 полка милиции УВО при ГУВД по г. Москве Евгений Поповичев. Тоже поёт про канистры. И ему не стыдно? До суда лезет здороваться за руку, а потом поёт — на заседании. И ему не стыдно?
Замначальника Управления безопасности ТТЦ Александру Потапову — тем более. Он — свидетель Телецентра. Хорош свидетель — сотрудник Телецентра свидетельствует в пользу Телецентра. Тоже говорит о «муляже канистры». А танк они не обнаружили там — в комнате № 13–18 — под моим рабочим столом, например.
Когда меня спрашивают, говорю Поповичеву, что бутыль с отрезанным верхом, которую полковник упорно называет «канистрой» — это был наш туалет. Правда, мы им не успели воспользоваться. Там же, поясняю, была и моя «курилка».
Тут вскакивает представитель истца Бесфамильная.
— Ааа! Ваша честь, — кричит девушка судье. — Они там курили! А в «Останкино» курить нельзя! Вы слышали это! Вы слышали!
— Во-первых, не «они», а только я, — поправляю её. — Во-вторых, курил — и что? В Останкино многие на рабочем месте курят. Даже Эрнст.
Это я просто к слову сказал — не знаю, даже курит ли этот тип или нет.
— Ну, это же Эрнст! — пугается девушка и забивается в свой угол. — Но ему ведь можно! Он же… это… Первый канал! Ему ведь можно!
Прилежная девушка. Нас с Олегом этой фразой рассмешила. Очень — громко. Некоторые рабы хотя бы стараются скрыть своё рабство. А другие — довольны своим статусом. Согласны на него. Рады своей несвободе. Премного благодарны. Эта девушка — из последних. Боевая девица. Старается.
Остальным не смешно. Удивленно на нас смотрят.
— А, может, закон для всех един? — зачем-то кричит ей Олег. — И для Эрнста тоже?
Вмешивается судья Куприянова:
— Так! Всем успокоиться! Успокоиться!
Этот окрик звучит символично.
И двусмысленно.
И неприлично тоже.
И бесстыдно тоже.
Стыдно!
Стыдно!
Стыдно, господин Потапов. Александр Викторович. Стыдно, будучи заместителем начальника Управления безопасности Телецентра, признавать, что бОльшая часть останкинских камер слежения не работают. То есть играют декоративную роль. Элементы декора здания. Стыдно это публично заявлять и, к тому же, иметь здоровый внешний вид. Как можно работать в структуре, где так относятся к собственной профессиональной специализации?
