Эти фундаментальные усовершенствования в советской стратегии и тактике ведения войны сполна проявились в сражении, приведшем в ноября 1942 – феврале 1943 года к освобождению Сталинграда, когда немецкая 6-я армия, под командованием генерала Фридриха Паулюса была вынуждена капитулировать. Поворотный момент наступил шесть месяцев спустя, когда немецкие войска начали операцию «Цитадель» для захвата стратегического выступа в районе Курска, в попытке расстроить советский фронт и создать условия для возобновления наступления на Москву. Плотная оборонительная полоса, созданная по настойчивому требованию Жукова, выдержала немецкую атаку, и в первый раз за все время войны Красная Армия не отступила, столкнувшись с летним наступлением германской армии. Последующее контрнаступление отбросило немецкие войска назад на исходные позиции, а затем последовало длительное отступление немцев. Этот отход немецких войск не был похож на молниеносный разгром советских частей летом 1941 года. Германская армия оставалась грозной силой, собственная боеспособность которой также постоянно менялась и совершенствовалась, а новое оружие, наподобие 75-тонного самоходной противотанковой установки «Фердинанд» могло легко уничтожать стандартный советский танк Т-34. Для полного разгрома немецких войск понадобилось еще почти два года кровопролитной войны, в которой было убито или попало в плен еще 4,52 миллиона советских солдат. Массированные бомбардировки Германии союзниками сократили возможности увеличения массового производства вооружения для армии, лишили германский фронт на востоке авиации и открыли путь для Второго фронта на западе в июне 1944 года. Но критическими годами были все же 1942-й и 1943-й, когда Красная Армия сумела сдерживать натиск Германской армии достаточно долго, чтобы получить возможность реформировать схему собственных боевых действий, организации и обучения личного состава и усовершенствовать боевое снаряжение, так, что это принесло положительные плоды.
Переменный успех военных действий отражал в определенной мере то, как оба диктатора относились к своей ответственности в качестве верховных главнокомандующих. Оба свои роли воспринимали всерьез. На протяжении всех четырех лет конфликта ни тот, ни другой не оставляли ни на один день свои командные пункты и постоянно держали под контролем военные усилия своих стран. Гитлер даже отказался на время войны от своих ежевечерних просмотров фильмов. Для обоих стало обычным встречаться, по меньшей мере, дважды в день с оперативным руководством армии или командным составом, чтобы получить краткую информацию о ходе боевых действий и подтвердить или изменить военные директивы. Кабинет Сталина в Кремле представлял собой сочетание Государственного комитета обороны и Верховного командования, «Ставки», обеспечивавшее тесную связь между управлением воюющим тылом и боевым фронтом. Сталин регулярно посылал специальных представителей для наблюдения за ходом боевых действий в любом секторе фронта, и сведения с мест поступали обратно прямо к нему. Иногда он непосредственно связывался по телефону с генералом или чиновником, чтобы дать указание или ускорить выполнение задания139. Гитлер руководил боевыми действиями и военными усилиями главным образом из своего штаба, хотя он также регулярно встречался с гражданскими чиновниками или министрами по экономическим и техническим вопросам140. Однако после того, как решение принималось он в меньшей степени непосредственно следил за ходом событий на боевом или тыловом фронтах, и не использовал систематически специальных эмиссаров или уполномоченных верховного командования для проверки того, как выполняются его приказы, насколько тщательно выявляются проблемы, и что делается для их решения. Германская структура управления войной была централизована, но контроль над функционированием этой структуры не был централизован, этим она существенно отличалась от той импровизированной, менее бюрократизированной структуры управления и обеспечивавшей большую ответственность, которая установилась во главе со Сталиным.
Существовали и другие важные различия между двумя лидерами. По ходу войны Сталин все больше осознавал свою ограниченность как военного стратега, и все больше полагался на советы профессиональных военных. Поворотный момент наступил в конце лета 1942 года, когда немецкие войска рвались к Сталинграду и к кавказской нефти, начав 28 июня 1942 года операцию «Блау», вновь угрожая уничтожать все на своем пути. 27 августа Сталин пригласил Жукова на заседание Государственного комитета обороны в Кремле. Здесь он сообщил ему, что теперь тот отвечает за спасение Сталинграда и объявил о его назначении заместителем
Верховного главнокомандующего, самого Сталина. Жуковым, совместно с Генеральным штабом, был разработан план окружения германских сил и спасения фронта на юге; план нанесения поражения немецким войскам под Курском также исходил от военного руководства. В обоих случаях требовалось убеждать, обхаживать, заверять Сталина, но Жуков уже знал, что твердость, ясные аргументы и тщательная проработка деталей могут смягчить сомнения Сталина. Тот согласился с новым балансом власти, поскольку у него не было особого выбора, и сфокусировался на собственных усилиях по мобилизации внутренней экономики и рабочей силы, в сфере которой у него было больше опыта. Победы, начиная со Сталинградской и более поздние, отражали новый баланс полномочий между вооруженными силами и диктатором, сместившийся в пользу военных, хотя разрушительное влияние наивного Сталинского понимания оперативного планирования полностью устранено не было141.
Гитлер, напротив, все сильнее уверовал в собственный дар стратега. Он не был полным военным простаком, бол ьшим, чем Сталин. Когда генерал-полковника Альфреда Йодля, начальника оперативного Штаба Верховного командования спросили на допросе в 1945 году о его оценке Гитлера, как военного командующего, тот ответил, что «многие главные решения принимались фюрером… и они предотвратили перспективу поражения на более раннем этапе войны». По его мнению, Гитлер «был великим военным лидером», но его ранние успехи, достигнутые в условиях сопротивления со стороны германского Генерального штаба, способствовали его заблуждению, что он понимает как вести войну лучше, чем профессиональные военные142. Гитлер стал считать своих старших офицеров штаба неоправданно консервативными или слишком благоразумными, даже нелояльными или трусливыми. «Я заметил, – как-то высказался он о смятении в армии при отступлении от Москвы, – что, когда все теряют самообладание, я остаюсь единственным, кто не теряет присутствия духа»143. Его решение взять на себя непосредственное командование армией в декабре 1941 года было первым в ряду многих примеров того, как он увольнял старших офицеров или перемещал их за неспособность принять или понять желания командующего. В августе 1942 год Гитлер настоял, чтобы каждое его решение, принятое в штабе, было застенографировано, так, чтобы не было никаких сомнений относительно того, что он приказал и когда144. Вопрос о назначении Гитлером заместителя Верховного главнокомандующего, никогда не возникал. В октябре 1941 года фюрер сказал Гиммлеру: «Если я использую свой ум для решения военных проблем, это потому, что в данный момент, я знаю, никто не может сделать это лучше меня»145. За время войны баланс власти между диктатором и армией в Германии сместился в сторону Гитлера, который настаивал, по признанию Йодля, на принятии на себя «всех решений, которые имели хоть какое-то значение».
