Стол был, по немецким меркам, более чем изысканным. На лужайке перед домом, со свечами, вставленными прямо в стриженый газон. Немецкая кухня по определению скучна и однообразна, зато по-тупому питательна и рациональна. Если немцу хочется порезвиться с вилкой и ложкой, он мчится в греческий, китайский или русский рестораны. Здесь же на столе были пара миллионов сортов колбас, миллион невообразимых салатов из заморской зелени и фрукты. Венцом кулинарных изысков стал запеченный поросенок с квашеной капустой и яблоками.
Народец пил пиво и рейнское вино, оживленно разглядывая русского гостя. Многие из друзей Хельмута видели человека с «той» стороны впервые, чего нельзя было сказать о друзьях новорожденной. Бравые старики, как один, были ветеранами Восточного фронта, вернувшимися из-под Сталинграда, Москвы, Белоруссии, Украины, были даже знатоки послевоенных сибирских лагерей.
Начались осторожные расспросы: «А что вы зимой делаете, когда все улицы сугробами заметены и из дома до весны не выйти?» Он как можно вежливее пояснял им реальную картину положения на его далекой Родине, несколько раздражаясь немецкой дотошности.
Неожиданно Хельмут, уже порядком нарезавшийся пивком, поправил тирольскую шляпку, подтянул необъятные кожаные шорты и «выдал на гора» новость, что, дескать, его друг Миша, здоровенный, как медведь, егерь из Краснодара, пьет спирт стаканами. Русский гость сначала пропустил этот пассаж мимо ушей, потому как жевал поросячью ногу, заедая нежное мясо квашеной капустой. Вдруг буквально кожей почувствовал повисшую над столом паузу. Осторожно приподняв голову, увидел десять пар восторженно уставившихся на него глаз.
— Не, не-е… Я лее это… Не пью вообще, — забубнила голова, но рот с куском мяса так и оцепенел, не выдавив ни слова.
Интриган Хельмут метнулся в подвал, и выволок буквально «четверть» (2,5 литра) некупажированного 92-градусного ирландского спирта, являющегося основой для создания виски. Судя по объему и градусу жидкости, немец с ее помощью травил мелких грызунов и разжигал костры.
В мозгу резко и болезненно всплыла картинка из патриотического детства: фильм «Судьба человека», где падлы-фашисты в концлагере наливали главному герою водку стаканами, а тот пил под какой- то патриотический тост и не закусывал всем чертям назло.
За спиной отчетливо заколыхалось знамя Родины, в груди защемило, а офицерская честь вполне внятно пробубнила: «Стойко преодолевать трудности и лишения воинской службы». Он безвыходно осознал, что флаг посрамить никак нельзя!
Хельмут, гад, налил больше половины стакана. Немчура заворожено затихла. Более чем осторожно, словно гранату без чеки, он взял стакан, плотно обхватив его пальцами, и встал. Буквально сквозь зубы пожелал всем супостатам буквально «Guten Appetit» и неистребимого здоровья. Хотел еще исполнить куплет из «Вихрей враждебных», но как- то осекся и, потупившись, сосредоточился на пойле. Оно резко пахло спиртом, не внушая ровным счетом никакого доверия.
Ни вкуса, ни запаха он не почувствовал. Просто ожог. Просто слизистой. Просто от языка. Просто до задницы. Собрав волю в кулак, сел. Открыть рот было невозможно, закусывать не получалось, запивать не выходило. Он просто молчал и яростно прожигал глазами малахольных иностранцев.
«Вот же! Абсолют шайзе! Эти русские даже не закусывают! Нет, ну мы и раньше слыхали, но своими глазами!..» Басурмане охренели от шоу, вечер удался — ну, Хельмут, вот умеет порадовать друзей! Хозяин дома, видя немой восторг гостей, раздухарился и налил себе граммов двадцать пять этого «ракетного топлива». Через пять-десять минут «альпийский стрелок» уже лежал в коме в шезлонге у крыльца, перед падением в глубокий анабиоз предусмотрительно повесив на пояс мексиканскую кобуру с двумя «Smith & Wesson» 45-го калибра. Вдруг проснешься, а тут этот отморозок Третью мировую организовал спьяну! За этими русскими нужен глаз да глаз…
Флаг Родины гордо и упруго реял под свежими порывами ветра. Страна спала, не зная, что ее герои стоят на боевом посту, охраняя само понятие — «Родина»!
Предают только свои — чужим до вас просто пет дела.
Именно Клоун и именно с большой буквы, а точнее, Коля Клоун — так зовут легендарного героя-любовника Северной Столицы.
Кривоногий толстоватый мордвин с жалобно- блудливыми глазками и безумной манерой езды на дорогих авто. Его первоначальное очарование базировалось на разгульном характере, наличии дензнаков разных стран и дифференцированном подходе как к спиртному, так и к целебным порошкам. Девицы безотказно клевали на приличный костюм, не бандитскую внешность и авто в 140-м кузове (это были еще 1990-е). «Олигарх разбушлатился», — решали на его счет девицы.
После разведки Коля приглашал очередную нимфу отобедать в «Гранд Отель Европа» или «Шератон Невский Палас», потому как «кто тетку обедает, тот ее и танцует». Поев дорогостоящих предметов, попив кислухи «Дом Периньон» (приведен подлинный мордовский прононс, хотя, конечно же, это был оригинальный французский брют по 200 баксов за бутылку) девица буквально подпадала под милое очарование буржуазии. Затем Коля рассказывал пару реальных историй своей несчастной любви — про то, как сожительница Наташка по наущению подруги-сучки Яны ушла от него с ребенком, — пускал почти настоящую соплю (пардон — слезу), и вечер у девицы был уже занят на все сто процентов.
Причем, что особенно ценно, Коля был, в сущности, не просто мордвин, а еще и деревенский мордвин, следовательно, не особенно эстетствовал, гуманизм практиковался у него в лучших, широчайших проявлениях. Трахал он все, что не было приколочено: заезжих проституток, петэушниц, спешащих по делам, подруг пьяных друзей, знакомых и малознакомых барышень любой наружности, социальной группы и политических убеждений — одним словом, был санитаром леса. Кроме того, мордовский джигит просто начинал чесаться от возбуждения, наблюдая грудь третьего номера и больше. Позже выяснилось, что Клоун — «конекэбунок» — отчаянно любит хныкать на груди у потенциальной жертвы, рассказывая о несправедливости судьбы к его такой кристальной и милой персоне. Ему остро не хватало дежурной мамы с ее уютной сиськой.
Как этот кобель путал девиц на смесь денег и соплей, достаточно ясно, но как он их трахал — это особая глава в его жизни, почти биг сюрпрайз. Коля был похотлив и норовист. Добравшись «до сладкого», он не «занимался любовью» — нет, он буквально пилил дамочку в мелкую стружку, не меняя темпа и позы, невзирая на вопли предмета страсти о пощаде и досрочной сдаче. «Белый флаг» как аргумент не принимался. Прибор у девиц тотально выходил из строя, а учитывая аллергию Клоуна на презервативы, вполне можно было обзавестись более серьезными проблемами, типа пьяного зачатия или гипотетического триппера. Хотя, что поразительно, Коля ухитрялся никогда ничем не болеть — еще одна загадка природы и тонкой мордовской души. Справедливости ради следует заметить: ничто не могло омрачить возбужденного рассказа «потерпевшей» своим подругам о бешеном Клоуне, который «вот с таким делал вот такое», да еще на протяжении времени, сравнимого с заводской сменой. К Коле приводили подруг, уточняли, показывая на него пальцем: «Люди брали — хвалили». Это приводило его в неописуемый восторг и раскрашивало существование в восторженные цвета.
