Кетлер тем временем, будучи уверен, что поляки готовы выступить против русских, предпринимает осаду Дерпта и нескольких других городов. Нарушение перемирия вынуждает Россию ввести в Ливонию дополнительные войска. Напрасно напоминает Фердинанд I царю, что страна эта – имперская область и никто не имеет права попирать ее ногами. К несчастью, в своем послании он забывает присовокупить к имени Ивана царский титул. Тот отсылает гонца с отрицательным ответом – «тявканье», доносящееся из Европы, оставляет его равнодушным. Он ведет свою политику, без оглядки на договоры, традиции, противоречивые дружбы. Андрей Курбский и Данила Адашев гонят рыцарей от одного замка к другому, захватывая крепость за крепостью, важнейшая из которых – Феллинская. Под впечатлением от этого шквала Сигизмунд-Август больше не пытается прийти на помощь народу, которому обещал свое покровительство. Иван лишний раз убеждается, что жестокость оправданна – Бог на стороне удалой России, Он благословляет все ее начинания.
Царь гордится не только военными успехами – 31 мая 1557 года у него рождается еще один сын, Федор. Празднества, посвященные его крещению, соответствуют важности события. Но это уже шестые роды, и здоровье царицы заметно ухудшилось.[9] Всегда мягкая, любящая и тихая, она более не находит утешения в молитвах. В ноябре 1559 года она отправляется с Иваном в Ферапонтов монастырь в Можайске. Здесь в холодной келье у нее начинается сильное недомогание. Сильвестр, который сопровождает царскую чету в этом паломничестве, тут же начинает говорить, что это знак недовольства Всевышнего. Рядом нет ни лекарей, ни лекарств. Иван в страшном волнении требует немедленно возвращаться. В повозке Анастасию привозят в Москву. Она выздоравливает, но в июле 1560 года та же болезнь снова настигает ее. Состояние царицы быстро ухудшается, она уже не встает. В это время недалеко от Кремля вспыхивает пожар. Языки пламени, подгоняемые ветром, лижут стены дворца. В своей спальне Анастасия слышит рев огня, треск падающих балок. Ей кажется, она вернулась в год своей свадьбы. У нее нервный припадок, ни доктора, ни священники не могут ее успокоить. Иван велит отнести ее на носилках в загородный дворец в Коломенском, в десяти верстах от Москвы. Сам же возвращается в город и руководит борьбой с огнем. Осыпаемый искрами, отдает приказы. Бояре работают топорами, взбираются на крыши, передают друг другу ведра с водой. Когда огонь потушен, царь возвращается к Анастасии, у которой сильный жар. В бреду ей кажется, что со всех сторон ее и детей окружает пламя. Ни микстуры, ни порошки не приносят облегчения. Вокруг священнослужители служат молебны. Коленопреклоненный Иван вручает судьбу свою Господу. Пусть Бог услышит его. В эту минуту он готов на любые жертвы, откажется даже от Ливонии во имя выздоровления любимой жены. Анастасия умирает 7 августа 1560 года в пять часов утра.
Отчаяние царя граничит с безумием. Жители Москвы оплакивают милосердную царицу. Когда проходит похоронный кортеж, рыдания заглушают церковное пение. Нищие отказываются от милостыни, которую по обычаю им раздают, не желая никакого утешения в этот день всеобщего траура. Государь с непокрытой головой идет за гробом. Его поддерживают брат Юрий и двоюродный брат Владимир. Он шатается, рыдает, бьет себя кулаками в грудь. Митрополит Макарий, заливаясь слезами, уговаривает царя подчиниться воле небес. Иван не слушает его. Замкнувшись в себе, пытается понять, за что так сурово наказан. Его любимая Анастасия похоронена в Вознесенском монастыре на территории Кремля.
Тринадцать лет благодаря советам жены, Сильвестра и Алексея Адашева правил Иван страной с достаточной мудростью. Иностранные наблюдатели высоко ставят его как правителя. «Иоанн, – пишет один из них, – затмил своих предков и могуществом, и добродетелию...В отношении к подданным он удивительно снисходителен, приветлив; любит разговаривать с ними, часто дает им обеды во дворце и, несмотря на то, умеет быть повелительным; скажет боярину: иди! и боярин бежит... Одним словом, нет народа в Европе, более россиян преданного своему государю, коего они равно и страшатся и любят. Непрестанно готовый слушать жалобы и помогать, Иоанн во все входит, все решит; не скучает делами и не веселится ни звериною ловлею, ни музыкою, занимаясь единственно двумя мыслями: как служить Богу и как истреблять врагов России!»
Эти счастливые намерения были изменены во время болезни царя, когда он увидел, что самые близкие люди, которым он безгранично доверял, Сильвестр и Адашев, вместо того чтобы встать на его сторону в споре за власть, выступили на стороне его противников. Выздоровев, он не стал обрушивать на них свой гнев. Но ему стоило большого труда играть роль справедливого и сильного монарха, когда в душе у него клокотала ненависть. После смерти Анастасии она выплеснулась наружу вместе со всеми усвоенными с детства «звериными» инстинктами. Внезапно он оказался совсем один, его ангел-хранитель покинул его, связь с Богом оказалась нарушена. Точнее сказать, без видимой причины наказав его столь жестоко, Всевышний развязал ему руки – теперь он не обязан прислушиваться к Его советам. И хотя Иван верит сейчас в Бога как никогда, не ищет более логики в их взаимоотношениях, нельзя ждать, что воздастся по заслугам – счастье не всегда сопутствует добродетели. Всевышний своенравен – сегодня Он простит все, завтра накажет за мелкие прегрешения. Нравом Он похож, как ему кажется, на него – непредсказуемый и не признающий никакого порядка. Они созданы, чтобы возвышаться над нравственными законами, которые правят простыми смертными. Царь лишился любимой жены, и теперь ему позволено все. Бог обидел его, теперь его черед нанести обиду Богу. Тем не менее он втайне надеется, что Всевышний не может долго держать на него зла. Любые его беспутства любезны Богу, который ценит натуры яростные и презирает вялых, робких, расчетливых.
Похоронив жену, обезумевший от горя Иван ищет утешения в пьянстве и объятиях любовниц. Что не мешает ему на людях оплакивать Анастасию. Двор охватывает безнадежность, хотя большинство бояр не жалеют о кончине царицы. Они считают, что под ее влиянием царь сблизился с народом, отодвинув дворянство на задний план. Родные усопшей, Захарьины, считаются среди знати опасными выскочками. На Алексея Адашева и Сильвестра смотрят как на политических паразитов, которых следует уничтожить. Но с этим справиться легко – Иван не желает видеть их подле себя, вспоминая об их непостоянстве во время его болезни. Некоторые решаются шептать на ухо царю, что советники отравили Анастасию, – в последнее время она постоянно мерзла. Другие, менее решительные, но столь же недоброжелательные, довольствуются утверждениями, что Адашев и Сильвестр, без сомнения, прибегали к колдовству, чтобы так долго быть необходимыми Его Величеству. Чувствуя приближение грозы, Адашев отправляется воеводой в Ливонию, а Сильвестр удаляется в монастырь. Но это не спасает их. Иван приказывает лишить Сильвестра его тихого пристанища и отправить в ссылку в дальний и суровый монастырь на Соловецком острове в Белом море, где тот умрет, забытый всеми, в молитвах. О своем отношении к этому преданному и благочестивому человеку Иван напишет Курбскому: «Ради спасения души моей приближил я к себе иерея Сильвестра, надеясь, что он по своему сану и разуму будет мне споспешником во благе; но сей лукавый лицемер, обольстив меня сладкоречием, думал единственно о мирской власти и сдружился с Адашевым, чтобы управлять царством без царя, ими презираемого. Они снова вселили дух своевольства в бояр; раздали единомышленникам города и волости; сажали, кого хотели, в Думу; заняли все места своими угодниками. Я был невольником на троне. Могу ли описать претерпенное мною в сии дни уничижения и стыда? Как пленника, влекут царя с горстию воинов сквозь опасную землю неприятельскую (Казанскую) и не щадят ни здравия, ни жизни его; вымышляют детские страшила, чтобы привести в ужас мою душу; велят мне быть выше естества человеческого, запрещают ездить по святым обителям, не дозволяют карать немцев... К сим беззакониям присоединяется измена; когда я страдал в тяжкой болезни, они, забыв верность и клятву, в упоении самовластия хотели, мимо сына моего, взять себе иного царя, и не тронутые, не исправленные нашим великодушием, в жестокости сердец своих чем платили нам за оное? новыми оскорблениями: ненавидели, злословили царицу Анастасию и во всем доброхотствовали князю Владимиру Андреевичу...»
