[…] Куприн говорил речь и был в благостном настроении.
Потом стали уговаривать ехать в Халь, есть луковый суп. Станиславский сказал, что поедет только в том случае, если поедем мы. Поехали: Станиславский, Гончарова, Ларионов, Книппер, Москвин, Маршак, еще кто-то и мы. Мы сели в такси со Станиславским, Гончаровой, Ларионовым, и отбились от прочих. Долго бродили по пробуждающемуся Халю, смотрели на привозимые продукты. […] Наконец, нашли в каком-то ресторанчике остальных. Было душно, дымно и шумно. Танцевали […] Станиславский все держался Яна, уговаривал писать для них пьесу. С нами же был и Ларионов, который почти все время без умолку болтал […]
Просидели мы, что называется, до поздней обедни. Ехали обратно через пустынный Париж, завезли Станиславского, домой попали в десятом часу утра.
Впечатление от Станиславского очень хорошее, хотя он ставит театр выше России. В этом и разногласие наше. […] Ему пришлось многое пережить, его выселили из квартиры, Бог знает, куда. Сын его в это время простудился и схватил туберкулез. Теперь они уезжают в Америку.
Днем к нам пришла Книппер. Ян спал и мы долго сидели с ней вдвоем. Она много рассказывала и жаловалась на Марию Павловну [Чехову. — М. Г.], которая, по ее словам, проявила много жестокости и жесткости, например, к брату Ивану Павловичу. Потом рассказывала о скупости М. П. […]
Потом она стала советоваться насчет издания книг. У нее покупают иностранцы, а также она продала «Слову» письма Антона Павловича к ней.
Рассказывала и о России, но очень сдержанно. Не успела, как следует, осмотреться и, пожалуйте, опять ехать заграницу. […] Ушла в шестом часу.
На «встрече» мы начали продавать билеты на вечер Шмелева. Ян никуда не годится, как продавец — конфузится, так что пришлось мне взяться за это дело. […]
Была сегодня у М. С., она лежит. Говорит, что никогда не пригласит Бальмонта, когда будет вино: «Бальмонт, вино и я — несовместимы!» […]
19/6 декабря.
Ушли от нас только что Лужские. […] Много говорили о Телешовых. Николай Дмитриевич — настоящий старик, Елена Андреевна работает. Андрюша — деликатный молодой человек, учится на доктора. Тяжело им всем очень. Ненависть к большевикам огромная, к евреям еще сильнее. […] отношение у них к большевикам совсем не наше, они стараются отыскать и хорошие стороны в теперешней жизни. […]
26/13 декабря.
[…] Получили билеты на вечер Художественного театра в каком-то частном доме. […] Поднимаясь по лестнице в особняке, мы встретили Качалова. Блестящ, в безукоризненном фраке с шелковой полосой на брюках. Очень любезно, по-актерски, поздоровался с Яном. Мы познакомились. Зала небольшая, набита до отказа. Читают актеры и актрисы. И странно — художественники читают плохо. […] Хорош был только Москвин.
После вечера хозяйка пригласила ужинать. […] С нами сидела Книппер, мило подтрунивавшая над Яном. […] Она жаловалась на усталость, т. к. всю прошлую ночь они пьянствовали у Моло, где среди гостей был и Борис Владимирович, Великий Князь. «Все смешалось в доме Облонских». Говорят, Москвин был в ударе и много пел.
За ужином я сидела с Милюковым, который был очень любезен. […] Речей не было, по уговору, но вдруг, уже почти в конце ужина поднимается изящная фигура Качалова, томно становится у колонны и начинает читать «Солнце» Маяковского. Милюков говорит: «Я думал, что Маяковский совсем не умеет писать, а теперь вижу, что он поэт». Когда Качалов кончил под апплодисменты ошалевших эмигрантов и стало тихо, Ян громко сказал: «Поедем, а то, пожалуй, еще будут читать и ленинские речи». Мы уехали.
Дорогой обсуждали, почему Качалов без всякой просьбы стал читать стихи именно Маяковского, т. е. одного из самых ярких большевицких стихотворцев? Решили, что он боится своего белогвардейского прошлого и «старается». […]
Между прочим, рассказывают, что против театра, где играет «Художественный» есть ресторанчик, где сидят статисты театра и ведут пропаганду, чтобы возвращались в Россию. Конечно, с труппой приехало много переодетых большевиков, которые следят за актерами. […]
[Записей за 1923 год мало и у Ивана Алексеевича, и у Веры Николаевны. Начинаю с записей Веры Николаевны:]
1 янв. (н. ст.)
Новый год франц. мы встретили на мосту Алекс[андра] III, возвращались от Карташевых пешком. […] Нам показалось это знаменательным. […] Ян сказал: — Может быть, мы вернемся в этом году?
3 янв. (н. ст.)
[…] Зашли Цетлины. Я сказала, что Ян у Куприна. Они пошли за ним и, вернувшись, просидели весь вечер. […] Говорили о Худож. театре, о лекции Куприна и Яна, о лете […]
4 янв. (н. ст.)
[…] Лекция Куприна. Это не лекция. Как-то слабо и неинтересно. Мысль, что гений и злодейство не могут ужиться — не новенькая, и странно читать лекцию, чтобы сказать это. […]
7 января.
[…] Визу для Шмелева выслали вчера в дипломатическом «вализе».
8 января.
Пришел интервьюер. […] Ян: — […] Оттого, что я был в оппозиции, не значит, что я не искал. Я за органичность в искусстве. Если я талантлив, то я скажу новое. Зачем же кричать: Я новый! Я не похож на прежних! Я ни на кого не похож! — Кто же начинал без подражания! Я нашел через некоторое время себя, свою музыку. […] «Деревня» — реализм. «Господин из Сан-Франциско» — симфоничен. Появилось в Советской России большое количество пролетарских писателей и поэтов. Есенин — сознательный хулиган. […] Маяковский тоже натура грубая. […]
[Из записей Ивана Алексеевича:]
1/14янв. 1923.
Новый год встречали у кн. Пл. Ник. Аргутинского. Нувель, Зилотти. Позднее художн[ик] Пикассо с женой, которая по происхожд. русская. Маленький, довольно простонародного склада. […]
[Из дневника Веры Николаевны:]
15 января (н. ст.).
[…] Письмо от Шмелева. Приезжают в среду. […]
16 января (н. ст.)
[…] Ян все время усиленно работает. Мы ложимся спать поздно […] в голове у него лекция.
18 янв.
[…] Вечером у нас Шмелевы и Цетлины. Ив. Серг. [Шмелев. — М. Г.] читал из «Это было», что он хочет прочесть на вечере. […] Читает он хорошо, увлекаясь. […]
20 янв.
[…] Лекция Яна живая. Мне кажется, слушать ее будет легко. […] Ян послал билет [на вечер Шмелева. — М. Г.] Кесселю и просил его написать о Шмелеве, также говорил о нем с Шлецером. […]
23 янв.
Передали Шмелевым 1800 фр. […]
24 янв.
Лекция Яна. Народу было очень много. Ян читал внешне спокойно. Читал хорошо, но немного быстро (стихи), т. к. боялся, что не успеет кончить. […] Публика была незнакомая. Много молодежи. […] Многие подходили и выражали восхищение. […] Аргутинский пригласил нас и Шмелевых к нему чай пить. Мы просидели у него до часу, Шмелев много рассказывал. […]
