Но самой больной темой для нее были несложившиеся отношения с сыном, которого она бесконечно любила.
В сущности, при всей ее публичности Наташа была одинока. Она все принимала близко к сердцу. Много курила.
Она часто жаловалась на боли в сердце и плохое самочувствие. На мои советы лечь на обследование и лечение она отвечала: «Сейчас не могу. Вот решу такой-то вопрос, сделаю то-то и то-то, вот тогда…» У нее не хватало времени, чтобы серьезно заняться своим здоровьем…
Дружба с Натальей Дуровой, талантливым и светлым человеком, оставила в моей душе глубокий след…
Эмиль получил ставку 25 рублей за каждое выступление. И понеслось… Звание заслуженного артиста, зарубежные гастроли, слава, деньги! Виват, Эмиль Кио!
А я продолжала оставаться в тени своего уже знаменитого мужа, работая его ассистенткой, которую он «распиливал» пополам и запихивал в разные аппараты…
В 1967 году я ждала ребенка. Беременность проходила легко, без каких-либо отклонений или осложнений. Наши гастроли проходили в Сочи. Я ежедневно делала заплывы до буя и обратно, будучи на восьмом месяце. Мы познакомились с Олегом Стриженовым и его женой Мариной, которые отдыхали рядом с гостиницей цирка в доме отдыха ВТО.
Марина посоветовала мне рожать в роддоме Клары Цеткин, где рожала она свою дочь, и продиктовала мне адрес роддома. Две недели до родов я находилась в Москве в нашей новой кооперативной квартире в Марьиной Роще, построенной на деньги, которые, поступив по-мужски, вернул мне Борис Владимиров.
Все это время со мной была моя мама. Эмиль находился на гастролях в Одессе.
В соседнем подъезде дома в Марьиной Роще жили Николай Рыбников с Аллой Ларионовой и две их очаровательные рыжеволосые малютки-дочки.
Всего один раз нам с Эмилем посчастливилось провести в компании с этой красивой знаменитой парой. Запомнила, как Алла говорила: «До чего же мне надоели детские горшки и их сранки!»
В полночь 30 сентября я проснулась оттого, что в кровати подо мною хлюпает вода.
Мама сказала, что это отошли воды и что немедленно нужно ехать в роддом.
В роддоме Клары Цеткин меня осмотрела дежурный врач, парторг роддома, и определила, что утром первого октября я должна родить.
Но ни утром первого октября, ни ночью, ни утром второго октября ребенок не появлялся на свет.
УЗИ в то время не было, но врач-акушер должен был определить, что ребенок находится в «лицевом предлежании», то есть перевернулся лицом вверх. Лобная кость не может сузиться, как темечко, поэтому ребенок вторые сутки стоит в родовом проходе.
Обычно в такой ситуации делается кесарево сечение, но парторг, видимо, не знала этого и заставляла меня тужиться, что доставляло мне страшные мучения. В десять вечера второго октября появился мужчина-акушер и буквально выдавил из меня черного безжизненного мальчика. Его начали оживлять. Минут через десять, которые показались мне вечностью, он тихо заплакал. Парторг меня успокоила: «Мы сделали все, чтобы ваш сын остался жив». Но при этом она не сказала о том, что, по сути, убила моего ребенка, сделав из него на всю жизнь инвалида, с биркой «детский церебральный паралич». Простояв двое суток в родовом проходе, он получил кровоизлияние в мозг.
Состояние сына было тяжелое: он не мог сосать грудь и постоянно плакал. Его травмированная центральная нервная система лишала его нормального сна. За месяц такой жизни я сама была на грани нервного срыва.
Эмиль Кио с нашим сыном Эмильчиком. 1967 год
Через месяц прилетел Эмиль и забрал нас в Одессу, где проходили его гастроли. Здесь на помощь мне пришла Маруся, которая стала ему второй матерью. В Одессе мы жили в цирковой гостинице, в которой жили все участники программы. «Доброжелатели» сразу же мне доложили, что Эмиль все это время развлекался с танцовщицей на проволоке. «Она по проволоке ходила, махала белою рукой»…
Мне казалось, что я не смогу простить ему его предательства. Ведь не прошло и трех лет с тех пор, как он клялся мне в любви и как я помогла ему в создании аттракциона, пожертвовав собственной карьерой.
Я спросила его тогда: «Это правда?»
Никогда не забуду его реакцию. Он ничего не ответил, лишь крупные капли пота закапали с его лба.
Я всячески старалась забыть об этом, но, как оказалось, простить такое до конца нельзя.
Боль, нанесенная любимым человеком, как заноза, постоянно сидела в моем сердце.
Маруся с Эмильчиком на лечении в литовском городе Друскининкае. 1967 год
Мы переехали на гастроли в город Грозный. Через маленькое отверстие в занавесе я смотрела на зрителей. Мой взгляд остановился на двух девчушках, рыженьких, как две капли воды похожих друг на друга. Поскольку проблема поисков новой пары близняшек по-прежнему была актуальна, я попросила нашего ассистента привести их к нам за кулисы после представления.
Родители близняшек Любы и Зои Усастовых с радостью согласились отдать дочек на работу в цирк. Потом я поняла, почему родители так быстро согласились. Девочкам было по 14 лет. Их мама попросила меня: «Пожалуйста, помогите им закончить школу. Они не очень послушные, будьте с ними построже, как мама».
Я безуспешно билась над их «поведением» в манеже. Их руки и ноги не слушались, были корявы, будто сделаны из железа.
Я проверяла домашние задания, расписывалась в их дневниках, ходила на родительские собрания, улаживала с учителями их прогулы. Они мне постоянно врали и учиться явно не хотели. Закончить десять классов они так и не сумели.
Зато довольно быстро они научились пить водку и заниматься любовью с артистами цирка, меняя партнеров в каждой программе.
Особенно в этом преуспела девочка Люба. Ей нравилось напиться и предаваться любви на конюшне в стогу сена под крики кавказских джигитов «Асса!». Люба переспала с доброй половиной артистов Союзгосцирка.
Мы готовились к ответственным гастролям в «ненашей» Германии, в ФРГ. Новые костюмы, по моим эскизам, шились в мастерских Большого театра. Я находилась в это время в Москве. Эмиль на гастролях в Саратове.
Вечером раздался междугородний телефонный звонок. Незнакомый женский голос меня спросил: «Вы видели фильм „Лев зимой“?»
— Да, — ответила я, пытаясь установить по голосу, кто мне звонит.
— А как вам понравится фильм Эмиль Кио и Люба Усастова в одной постели? — В трубке послышались частые гудки. Я не поверила своим ушам. Этого простить Эмилю я уже не могла. Изменять мне на глазах у всего коллектива и с кем?! С грязной потаскушкой?! А он уже и не скрывал своих отношений с Любой.
