Этот русский утренник – не только событие в искусстве, но и блистательный светский раут. На нем присутствует не только «вся Женева», но и международное сообщество. Г-н Фелькнер, торговый атташе при российской миссии в Берне, первый секретарь посольства Франции в Берне и г-жа де Шатонёф, Маккьоро Вивальба, генеральный консул Италии, Огюстен де Кандоль, консул Великобритании, княгиня Капече-Дзурло, граф и графиня де Лафоре-Дивонн, князь Топюссун, маркиза де Полатчи, г-н и г-жа Гирс, г-жа Будберг, графы Тышкевичи, г-н Полежаев, семейство Боткиных…
Цветы и программки продает целый рой юных красавиц; некоторые из них в русских костюмах. Во время антракта в гостиной Административного совета Женевы, где принимают дипломатов, хлопают пробки от шампанского. Сборы от спектакля бьют все рекорды – 13 200 франков. Три тысячи франков выплатят музыкантам оркестра, 3400 франков будут направлены на благотворительные цели.
Адольф Больм (Золотой раб) и Флора Реваль (Зобеида) в «Шехерезаде»
За вычетом всех затрат – зал был предоставлен в распоряжение труппы бесплатно решением Константена Бруни, директора Большого театра, – русским жертвам войны в итоге достанется около 6 000 франков.
22 декабря труппа на поезде выезжает в Париж. На следующий день она начинает репетировать в Опере. В поездке принимает участие и Стравинский. На Рождество он играет первую сцену «Свадебки» на набережной Вольтера, 29; рояль принадлежит Мизии Серт, покровительнице искусств и музе художников. Страницы партитуры переворачивает Мясин – впрочем, с некоторым трудом. Ему нелегко следить за исполнением композитора. Гранд-Опера, закрывшаяся примерно на полтора года по причине войны, вновь открылась 9 декабря. «Это скромное возобновление работы стало, однако, для Парижа настоящим событием – словно первая дрожь возрождающейся парижской жизни; похоже, лучшие времена не за горами»[205].
Русские артисты в Париже
В память о счастливых временах и в преддверии грядущих триумфов русские артисты, прежде чем отбыть в Америку, заедут на день в Париж… Они не захотят отправиться в земли, более благосклонные к их игре, не засвидетельствовав свою признательность городу, оказавшему им столь блистательный прием. И г-н Сергей Дягилев, в ответ на приглашение г-на Руше, любезно предоставил в его распоряжение своих артистов, всех своих артистов, свои декорации и лучшие спектакли для представления в пользу британского Красного Креста.
«Фигаро»,
2 декабря 1915 г.Клоун Божий
Именно во время этого второго турне проявятся первые признаки болезни Нижинского. Волей-неволей в 1917 году он еще свозит Русский балет в Латинскую Америку. Затем поедет отдыхать в Швейцарию, в Сент-Мориц. И здесь понемногу замкнется в тревожной немоте.
19 января 1919 года – в день своей «свадьбы с Богом», по его собственному выражению, – он даст последний сольный концерт в бальном зале крупного отеля «Сувретта Хаус». Танцует страдания войны с «искаженным страхом или ужасом лицом»[206] (по словам Мориса Сандоза, потрясенного свидетеля этого патетического выступления), а затем внезапно начинает ожесточенно жестикулировать и странно гримасничать на глазах застывшей в оцепенении публики. Профессор Блёйлер, знаменитый цюрихский психиатр, к которому обратились за консультацией, диагностирует неизлечимое умственное расстройство. Нижинский будет помещен в госпиталь «Бельвю» в Крейцлингене, а позже – в Мюнзингене.
Он пробудет в Швейцарии около двадцати лет. Во время Второй мировой войны его жена Ромола увезет его в Венгрию. Но угаснет он в Лондоне, 8 апреля 1950 года, (почти) всеми забытый.
Конечно, о большом вечернем спектакле речи не идет. Не самое подходящее время кичиться нарядами. Художник Жак-Эмиль Бланш напишет, кстати, что публика была хмурая, «скверно одетая, неинтересная и современная»[207]… Действительно, мрачные краски туалетов и мундиров придают залу более строгий, чем прежде, вид. В итоге, как и в Женеве, объявляют утренник. Организованный Союзом за Бельгию и союзническими и дружественными странами при поддержке парижского отделения британского Красного Креста, он проходит под высоким покровительством президента Республики, короля и королевы Великобритании, а также королевы Александры, вдовы Эдуарда VII. Среди членов исполнительного комитета числятся графиня Греффюль[208] и писатель Пьер Лоти.
Дягилев чувствует себя словно на раскаленных углях. Он не может недооценивать значение этого единственного гала-концерта для репутации его антрепризы в Париже. Неполный успех чреват тяжелыми последствиями. Публику представляют по большей части снобы и светские люди, готовые сжечь все, чему поклонялись вчера. И действительно, некоторые не откажут себе в этом удовольствии.
«Дорогой маэстро, вы вовремя отошли! – восклицает молодой редактор популярного журнала в адрес импресарио Габриеля Астрюка[209]. – С этим искусством покончено! «Шехерезада» покрылась морщинами. Больше кубизма на сцене!»[210]
У многих на устах имя Нижинского. «Вместе с Нижинским из этой труппы ушла душа», – слышит Ж.-Э. Бланш[211]. Тем не менее парижская публика встречает программу с восторгом, а «Фигаро» называет ее «беспрецедентным художественным триумфом»[212]. Спектакль, данный в присутствии лорда Берти оф Тейма, представляющего английского короля, и барона Гийома, направленного королем Бельгии, слегка отличается от женевского утренника.
Помимо нескольких русских песен в исполнении Фелии Литвин, концерт в Опере включает симфонический антракт Римского-Корсакова «Сладость власти», третью часть сюиты «Антар», «Полуночное солнце», пляски из «Князя Игоря». Классическое па-де-де в великолепных декорациях Бакста также включены в афишу, зато место «Карнавала» в ней занимает «Шехерезада», а Стравинский дирижирует исполнением своей «Жар-птицы» целиком, в балетной версии.
Тот факт, что Бакст заказал изготовление новых декораций и костюмов к «Шехерезаде» в Париже, объясняет, почему у Дягилева их не было в Женеве. Так что Флора Реваль дебютирует в роли фаворитки султана, приговоренной к казни по его легкомыслию, на сцене «Пале-Гарнье». В воскресенье, 26 декабря, она еще пела в Женеве партию Мюзетты в «Богеме». Константен Брюни действует как расчетливый игрок: он дает согласие на то, чтобы молодая певица прервала сезон и отправилась в Америку с «Русским балетом».
Что касается «Жар-птицы», то оркестровая яма достаточно велика, чтобы вместить все необходимые инструменты. Игорь Стравинский уже увереннее держится за пультом. А главное – пользуется плодами подготовительной работы, проделанной Ансерме. Как мы видели, водуазский дирижер, вопреки предварительным договоренностям, не может остаться в Париже и дирижировать спектаклем. Тем не менее он соглашается провести репетиции в среду 22-го и в четверг 23 декабря. Озабоченный весьма низким качеством оркестра, он считает нужным предупредить Стравинского: «Ситуация для вас трудная, оркестр посредственный, репетиций недостаточно»[213]. За пультом его сменяет Рене-Батон.
