Метрах в сорока от края поля оставлен маленький невспаханный ромбик с выгоревшей дотла стерней. Тут журавлевские ребята поставили знак о пожаре. К обугленному на костре столбику болтами прикручен плужный лемех, окрашенный в цвет огня. Черной краской сделана надпись:
«Спасая хлеб от пожара, здесь погиб тракторист колхоза «Труд» И. М. Журавлев».
И все. Как мало нужно слов, чтобы подвести итог человеческой жизни и выразить ее суть.
Тут меня застал Захар Петрович Кузин. Или подумал, что я могу заблудиться, или не хотел надолго оставлять меня одного. Он подошел, остановился рядом, медленно снял фуражку.
Когда мы шли обратно, одолевая вязкую пахоту, Кузин глухо сказал — мне и себе:
— Вот так оно и получается… Козелкова уже к следователю вызывали. И мне повестка придет. Или сам пойду… Половина деревни ни со мной, ни с Гришкой не здоровается, плюются при встрече и обходят стороной, как заразных… Как жить? Ивана они мне не простят. Ни под каким видом.
Сверху упал на землю протяжный журавлиный крик. В разрыве между облаками на полдень медленно удалялся ровный птичий строй.
— Вон журавли летят, — сказал я.
— Вижу, — ответил Захар Петрович, но головы не поднял, смотрел в землю.
Город взят. И лицом к закату,
Черным солнцем обожжены,
Свесив ноги, сидят солдаты
Меж зубцов крепостной стены.
Сергей НаровчатовСтать ее легчайшая, прямая,
Быстрые шаги ровны, бесшумны,
Поясок серебряный, плетеный,
Длинные запястья и кольцо.
Непростое — капля в ободочке
Млеющего, теплого топаза,
Редкого, искрящего, литого,
Юности ли это не к лицу!
Но кольцо, скорее, дань забавам,
Суетливой и неверной моде:
Пофорсить, принарядиться надо,
Любит дочку бережно отец.
Дом отделал — сущая шкатулка,
Прикоснись —
из древней сказки ларчик
Чудеса таит необычайны,
Истый клад диковин запасных!
Кто живет в таком красивом доме,
Что горит приятнее павлина?
Кирпичом фундамент оторочен,
Стены изразец оглянцевал.
Солнышком наполненные окна
Жмурятся,
хохочут,
брызжут светом,
На ветру чуть-чуть шевелит ставень
Темные, овальные крыла!
А карниз, как драгоценный пряник,
Весь расшит в пурпурные квадраты,
Пластик и металл, стекло и камень —
Не поймешь: едино колдовство.
И фронтонов радужные перья
Машут, веерятся удивленно,
На коньке иглистая антенна,
Что пушистый, радостный ковыль.
Крыша — парус, кажется, лишь якорь
Подбери,
и вмиг она умчится,
Белая и шустрая,
к свободе,
К океану распознает путь!
Истый клад, но в памяти глубокой
Прячет дом сраженье под Москвою:
Самолеты,
пушки,
танки,
танки,
Дым и копоть с четырех сторон.
Дым и копоть, рыканье моторов,
Снег рябой, воронки и обвалы,
И хозяин храбрый с автоматом
У ворот на бруствере залег…
Армии столкнулись, и планета
Вздыбилась и рухнула громами,
Даже звезды в жутком беспорядке
Прыгали в космическую пыль.
Дом отделан заново и ловко,
Разве кто осмелится приметить
Недочет,
недоработку — браво! —
Музыка сплошная,
а не дом.
Кто живет в таком красивом доме,
Громко напевая, веселится,
Жениха смущенного, супруга,
Может быть, гостей сегодня ждет?
Сад богат, приземист, обихожен,
Двадцать яблонь, смирных и дородных,
Сыплют ядра лунные на травы,
Кланяются долу и грустят.
Влажная смородина чернеет,
И алеет зрелая клубника,
Вишня наливается багрянцем,
И шиповник подоспеть решил.
Помидоры пыжатся крутые,
Огурцы толстеют и кичатся,
И капуста,
словно черепаха,
Сизоватым панцирем скрипит.
Над свеклой, редиской и укропом,
Над морковью, луком и петрушкой
Липа раскудрявилась, и медом
Пахнут листья крепче с каждым днем.
Спозаранок бурно вьются пчелы,
По лугам порхают вдохновенно
И, с тягучим грузом возвращаясь,
Удовлетворенные, жужжат!
И рябина, стройная рябина,
Высоко колышется, высоко,
Вскидывает гроздья заревые
На рассвет —
трепещущий пожар.
Если вздрогнет —
ягоды уронит,
Бусины парной, горячей крови,
Слышал я, рябинушка в России
На слезах страданий рождена.
Слышал я, хозяйка молодая
Той морозной горькою зимою
Выстрелом из ельника
нацистским
Снайпером убита наповал…
У колодца звякнули ведерки,
И вода железная плеснулась,
Закурлыкал в небо деревянный,
Одинокий, стонущий журавль.
И хозяин храбрый с автоматом
Отряхнулся и пропал в разрывах
И очнулся только у рейхстага
После штурма — гневный и большой!
У рейхстага, логова ехидны,
Зверя, заглотившего Европу,
У рейхстага
лестницы парадной —
Русский вечно праведный солдат!
Из кармана жженой гимнастерки
Вынул фотографию,
другую —
Вот жена погибшая!
Вот дочка,
Первенец, беспечное дитя!..
И победно встал на пьедестале,
На гранитном,
приласкал ребенка!
Чей ребенок?
Человечий!
Сразу
