Генерал предлагал Александру I альтернативу; ещё более близкие к государю люди — министр иностранных дел князь Адам Чарторыйский, президент Академии наук Новосильцев, цесаревич Константин Павлович — однозначно говорили о необходимости заключить с Наполеоном мир.
И действительно, 7 июля (27 июня) 1807 года был подписан Тильзитский мир между Россией и Францией. Французские историки трактуют произошедшее так:
«В основе всякого политического союза лежит общность вражды двух договаривающихся держав против третьей: Александр I не мог простить Англии, что она смотрела на коалицию лишь как на орудие для защиты своих собственных интересов; с другой стороны, Наполеон только что знаменитым своим берлинским декретом организовал против неё континентальную блокаду. И вот Александр и Наполеон соединяются в своей общей ненависти к Англии. Союз был быстро заключён»{86}.
Всё так просто? Неужто после очередного поражения ненависть нашего государя к Франции, а точнее — лично к Наполеону, сменилась ненавистью к Англии? Конечно же нет! Просто русский царь понимал, что его воинству следует прийти в себя и подготовиться к новым баталиям. Только потому и был заключён этот позорный для России мир, только поэтому император Наполеон и стал для императора Александра I другом, вследствие чего, пока шли переговоры, новоявленные «друзья», как потом скажет поэт о совершенно иных людях, «встречались каждый день верхом»[65]. Ну а так как в нашем случае речь идёт об императорах, то эти встречи не могли обойтись без лейб-гвардии — как с той, так и с другой стороны.
«Для охранения главной квартиры Государя Кавалергардскому полку приказано было расположиться по деревням близ Бенигкейтена. В тот же день в Бенигкейтен выслан полуэскадрон кавалергардов с приказанием “содержать там день и ночь патрули и всех, которые будут грабить, и праздношатающихся брать под арест и отсылать в главное дежурство”. Кроме этого полуэскадрона, наряжаемого для содержания разъездов, 13 и 14 июня назначен был от полка 1-й полуэскадрон лейб-эскадрона в конвой Государю. Этому полуэскадрону, под командой В.В. Левашова (впоследствии графа), суждено было быть свидетелем Тильзитского свидания и составлять конвой Государя в первые дни его пребывания в Тильзите»{87}.
Честь высокая, но… сомнительная! Только что отгремел Фридланд, менее двух лет прошло с трагического дня Аустерлица, и мало кто из офицеров русской гвардии мог считать французов друзьями, а их самозваного императора «божьим помазанником». Так что те, кто могли избегнуть этой «чести» — её избегали…
Вот что писал уже известный нам генерал Жиркевич: «Мой генерал мне предлагал отправиться в Тильзит с полуротой при первом батальоне Преображенского полка, отряжённого в главную квартиру Наполеона, для содержания там караулов при государе; но я из патриотизма от сего отказался»{88}..
Подпоручик артиллерии имел такую счастливую возможность — отказаться «из патриотизма», ибо получил предложение, а не приказ. Кавалергарды лейб-эскадрона были обязаны отправиться на историческую «встречу двух императоров», потому как их желания на то никто не спрашивал. Да только гвардейские кавалеристы были не меньшими патриотами, нежели гвардейские артиллеристы, к тому же у кавалергардов к французам были свои счёты за предыдущую кампанию. А потому, когда ротмистр Левашов вывел два взвода на берег Немана, в виду стоявшего на фарватере плота с шалашом посредине — места будущей беседы Александра I и Наполеона, — офицеры спешились без всякой команды, бросив поводья коноводам, собрались в тесный кружок и повели между собой оживлённый разговор, выказывая полнейшее безразличие как ко всему, происходившему вокруг, так и к командам Васеньки, как обычно называли в полку 23-летнего ротмистра…
Демонстрация эта, разумеется, была замечена государем, и возмущённый Александр Павлович выразил затем ротмистру Левашову своё неудовольствие.
Известно, что корнет Михаил Орлов выполнял тогда более важную задачу, чем присутствие в рядах почётной свиты императоров. Отменно владеющий французским языком и вообще — весьма и весьма светский человек, он несколько раз был направлен с различными поручениями в Главную квартиру французов. Обычно, выполнив поручение, молодой офицер не спешил возвращаться, но охотно вступал в разговоры с французами, присматривался к происходившему, важное запоминал и анализировал. В отличие от многих, даже и весьма высокопоставленных лиц, он считал, что худой Тильзитский мир долго не продлится и что, невзирая на все заверения императоров о вечной дружбе и союзе великих держав, русской и французской армиям ещё придётся скрестить штыки. Русские обид не прощали, а Наполеон не собирался отказываться от своих «наполеоновских» планов: быть самым первым, царить над всеми.
А ведь, пожалуй, для него тогда была последняя возможность остановиться. В Тильзите французский и русский императоры фактически поделили между собой Европу:
«Наполеон посулил царю территориальное обогащение в Финляндии за счёт Швеции и в румынских княжествах (Молдавии и Валахии) за счёт Турции; взамен царь согласился признать все завоевания Французской империи и все королевства, созданные Наполеоном. По тайному пункту он обязался соблюдать блокаду, т. е. строжайше закрыть свои порты англичанам. Итак, царь отрёкся от своей недавней союзницы, Англии, а Франция — от своих старых союзников, Швеции и Турции.
…Отныне Италия, Германия, Австрия, Пруссия и Польша всецело были подвластны Наполеону; он разделял с русским царём владычество над миром. Вскоре он пожелал уже один властвовать над Европой…»{89}
…Корнет Орлов понимал, что война неизбежна и, значит, к ней следует готовиться. В частности, необходимо как можно лучше узнать своего противника.
В начале июля гвардия двинулась в обратный путь.
«В общем полк совершил обратный поход благополучно, но должно отметить, что число бежавших даже в Кавалергардском полку было весьма значительное — 30 человек…
По мере приближения к Петербургу всё чаще и чаще появлялись напоминания и строгие требования приведения эскадронов в порядок; вместе с тем введены были некоторые изменения в уставе, заимствованные у французов, впрочем, почти исключительно — внешнего характера.
При вступлении в Красное Село предписано было офицерам быть “уже всегда под пудрою”, исправить у нижних чинов на касках козырьки и плюмажи, так как они “не прямы”, одеть рейткнехтов[66] “по форме”, офицерам непременно иметь в ольстредях[67] пистолеты. Вслед за этим на неисправных офицеров наложены были взыскания»{90}.
