ЦК КП(б) Армении принял решение о состоянии научно-исследовательской работы в области языковедения, в котором была разоблачена группа языковедов из Академии наук Армянской ССР, стоящих на позициях буржуазной науки и выступающих против учения акад. Марра.
С целью завершения работы по рассмотрению положения в области советского языковедения и подготовки предложений по улучшению научно-исследовательской работы в этой области ЦК ВКП(б) считал бы целесообразным провести в Отделе пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) совещание ученых языковедов Москвы, Ленинграда и Союзных республик.
Предлагаем следующий порядок дня совещания.
Общее положение в советском языковедении – докладчик ученый секретарь Президиума Академии наук СССР проф. Толстов С. П.
Состояние и задачи научно-исследовательской работы в области изучения русского языка – докладчик заместитель директора Института русского языка проф. Филин Ф. П.
Состояние и задачи научно-исследовательской работы в области развития языков и письменности народов СССР – докладчик сотрудник Института языка и мышления Академии наук СССР, член-корреспондент Академии наук СССР Дмитриев Н. К.
Возможный срок созыва совещания 15–20 ноября с.г.; число участников 20 человек. Просим Вашего согласия.
В. Кружков.
Ю. Жданов»[962].
По существу, перед нами бюрократический отчет о проделанной аппаратной работе по закручиванию очередных идеологических «гаек» в области лингвистики. Эта работа должна была закончиться новой волной репрессий против упрямствующих традиционалистов, а главное, серьезными кадровыми изменениями. На смену более терпимым марристам должны были прийти более жесткие и, добавим, менее грамотные и талантливые. Не случайно в числе участников совещания и докладчиков в записке совсем не упоминается академик И. И. Мещанинов – академик-секретарь Отделения языка и литературы АН СССР и директор Института языка и мышления им. Н. Я. Марра. Примерно по той же схеме протекали кампании в других областях, в частности в биологии, физиологии, истории, литературной критике и т. д. Сначала печатались застрельные и, как правило, злобно-обличительные статьи, затем «объективности» ради давали покаянные публикации разоблаченных «вредителей», «очернителей», «буржуазных прихвостней» и т. д. После этого публиковались одобрительные отзывы на «справедливую» критику, затем безошибочно «разоблачали» группу злостных тайных врагов очередного «марксистско-ленинского» учения, затем организовывались совещания, на которых делались окончательные идеологические и административные выводы. Судя по записке В. Кружкова и Ю. Жданова, с одобрения высшего руководства к ноябрю 1949 года начальные этапы стандартной промарровской языковедческой кампании были успешно пройдены. В записке почему-то не упоминается о том, что кампания началась и была поддержана статьями в «Правде», которые систематически публиковали сначала в январе, а затем в сентябре 1949 года. И уже затем эту кампанию подхватили «Литературная газета» и «Культура и жизнь». Возможно, напоминать об этом главному редактору «Правды» (товарищу Суслову) не имело смысла. Обратим внимание и на то, что в записке говорится о необходимости проведения в ноябре того же 1949 года итогового совещания, назывались фамилии главных докладчиков и возможное число участников. Хотя записка была подана в начале ноября, но, хорошо зная, как медленно разворачивалась советская партийно-бюрократическая машина, можно предположить, что помимо названных докладчиков уже были неофициально проинформированы другие будущие участники совещания (те самые двадцать человек) из Москвы, Ленинграда и союзных республик. Эта деталь важна тем, что она объясняет промарровский уклон большинства статей, поступивших в начале дискуссии 1950 года в редакцию «Правды». Не исключено, многие ее потенциальные участники предполагали, что вместо узкого совещания в ЦК высшее руководство страны решило придать новой промаровской кампании государственный размах. Неудивительно, что когда потребовалось получить антимарровские статьи от до смерти запуганных традиционалистов-компаративистов, то партийному аппарату и самому Сталину пришлось провести специальную закулисную работу. Понятным становится и то, почему в подавляющем большинстве вольные и невольные участники этих событий были сначала убеждены – официальная точка зрения на Марра и его учение осталась непоколебимой, то есть власть поддерживала и продолжает поддерживать марризм. Да и попробуй в этом сомневаться, если в течение всего 1949 года Отдел агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) «перетряхивал» Академию наук СССР, академии союзных республик и местные научно-исследовательские учреждения, выявляя враждебные элементы, которые «пытаются сохранить в неприкосновенности основы буржуазной науки о языке». Более того, оказывается, в Академии наук Армянской ССР уже «разоблачена группа языковедов, стоящих на позициях буржуазной науки и выступающих против учения акад. Марра». Без всякого сомнения, в кругу языковедов уже стало известно о снятии с работы и возможном аресте двух крупнейших армянских лингвистов, не признающих «новое учение о языке»: академике-секретаре АН Армянской ССР Гр. Капанцяне и преподавателе Ереванского университета Гр. Ачаряне. Так что пропагандистская кампания катилась по давно обустроенной колее, ждали только сигнала, чтобы начать последний и самый главный акт. Но со дня подачи записки и до начала 1950 года никаких указаний сверху не последовало, хотя в русле подготовки к предполагаемым событиям уже упоминавшийся Г. П. Сердюченко издал брошюру в серии «Вопросы языкознания для учителя» под названием «Академик Н. Я. Марр основатель материалистического языкознания»[963].
Сердюченко, выходец с северного Предкавказья, проявлял большую идеологическую активность еще с начала 30-х годов, уже тогда уловив всю выгодность борьбы за чистоту «марксистско-ленинского языкознания» марристского толка. Конечно, к 1950 году писать и даже размышлять о космополитической идее создания единого международного алфавита и тем более языка еще было можно, но только абстрактно. Еще в конце 30-х годов пересажали и расстреляли эсперантистов и других фанатиков искусственного международного языка. К 40-му году были прекращены всякие государственные нововведения с космополитическим оттенком, связанные с внедрением латиницы взамен традиционных алфавитов народов СССР. Все они, исключая Грузию (все же родина вождя!) и Армению (для баланса, с тем чтобы не смели даже втайне обвинить его в грузинском национализме), были переведены на кириллицу. После окончания Отечественной войны встал вопрос об унификации письменности народов Прибалтики и социалистического лагеря. Очень хотели помочь в том же духе коммунистическому Китаю, в котором была общенациональная иероглифическая письменность, но не было общенационального языка. Именно Сердюченко, «этот лингвист без языка» (так его охарактеризовал Чикобава Сталину), будет направлен ЦК в конце 40-х годов в Китай для проведения реформы аналогичной монгольской, но на основе латиницы. К этому времени латиница уже не вызывала раздражения вождя, поскольку слишком многие народы, использующие ее, вошли в состав СССР и в социалистический лагерь. Совсем не случайно перед определяющим совещанием в Агитпропе ЦК Сердюченко вместо Китая оказался в Москве и, как уже говорилось выше, принял активное участие в новой антикомпаративистской кампании.
