Прекрасно!
* * *
17 ноября 2009 года. Наконец результат из Мосгорсуда…
Определение судьи Галины Тихенко: «рассмотрев надзорную жалобу… по иску Мирзоева Э.А. к ООО «Зелёная студия»… для рассмотрения в судебном заседании суда надзорной инстанции… отказать».
Шемякин суд.
«…оценка доказательств в полномочия суда надзорной инстанции не входит».
Чтобы это понять, судье Тихенко Г.А. понадобилось 56 дней.
«Иная точка зрения суда надзорной инстанции на то, как должно было быть разрешено дело, не может являться поводом для отмены или изменения судебного постановления нижестоящего суда».
Выжали два месяца.
Время отняли.
— Одна надежда — на Верховный Суд! — говорит мой представитель Влад Симонов.
Верит. Звучит как «Высший Суд!»
Загораюсь его верой. Ещё сильнее загораюсь.
Вот на Верховный — я надеялся. Очень. С самого начала. Московским судам не верю. Под управлением председателя Мосгорсуда Ольги Егоровой они с их дрязгами, капризами, отсутствием логики мне напоминают Первый канал.
1 декабря. Улица Поварская, дом 15. В приёмной Верховного Суда Российской Федерации.
Сотрудники, принимая у меня надзорную жалобу — в Судебную коллегию по гражданским делам — перелистывают прилагаемые к ней материалы. Видят правовое заключение НЭПС за подписью Владимира Миронова. И между двумя из них происходит следующий короткий, но интересный диалог:
— НЭПС? — задумчиво рассматривая документ, спрашивает один из них, словно сам себя. — Миронов?
— Миронов? — спрашивает другая.
— Да. Знакомая фамилия — Миронов В.И.
— Аааа. Да это же тот Миронов, который Пашина[174] дружбан. Был тут такой, ну? Ну?
Заулыбались друг дружке.
Довольные.
Чем-то очень довольны.
Хороши сотрудники Верховного Суда Российской Федерации.
И используемый им слог хорош!
«Дружбан».
И от меня не ждите высокого стиля!
По вашу душу…
В Верховном Суде ставят рекорды. Определение готово через 10 дней. На двух листах. Сотрудница канцелярии в восторге: «Представляете, с каким исключительным вниманием Ваша надзорная жалоба рассмотрена — за такой срок судья успел». И что мне — радоваться?
Чему?
«…оснований для пересмотра судебных постановлений в порядке надзора по доводам надзорной жалобы, изученным по материалам, приложенным к ней, не установлено», — определила судья Верховного Суда Гуляева Г.А.
Этому?
Отказалась передавать надзорную жалобу для рассмотрения в судебном заседании Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда. Не нашла «существенных нарушений норм материального права, повлиявших на исход дела, без устранения которых невозможны восстановление и защита нарушенных прав, свобод и законных интересов».
Индульгенция Дорохиной Екатерине Михайловне.
Никакого анализа.
Ну, хотя бы одного обстоятельства — про реальное прекращение трудовых отношений между мной и любимым детищем Константина Эрнста ООО «Зелёная Студия» лишь в марте 2009 года. Про гражданско-правовой договор, которым были фактически оформлены трудовые отношения. Про Договор об оказании услуг.
Или хотя бы факта перезаключения срочного трудового договора, что в моём случае запрещено законодательством.
Ничего.
Даже судья Тихенко Г.А. больше пота из себя выдавила.
Хороша надзорная инстанция.
Ведь столько нарушений.
Индульгенция.
А заключение Владимира Миронова «дружбана Пашина» рекордсменка Гуляева Г.А. не заметила. Читать-то прочла — наверняка. Но в определении не отметила. А ведь это — самостоятельное доказательство по делу, требующее исследования и правовой оценки[175].
Может, судья Верховного Суда Гуляева Галина Александровна слепая?..
Тогда бы я её простил.
А так…
На двух листах.
Точнее — на полутора.
Надежда не умирает. 18 января 2010 года пишем ещё одно письмо — надзорную жалобу заместителю председателя Верховного Суда Нечаеву Василию Ивановичу. Но отвечает другой зам — Соловьёв. Владимир Николаевич.
На одной странице.
Всего 21 строка текста.
Конвейер.
Спасибо.
Кратко и талантливо.
Талант, востребованный Системой.
Не стал этот господин утруждаться излишней вознёй в своих раскормленных мозгах.
«Суд надзорной инстанции не наделён правом оценивать представленные сторонами доказательства».
А для чего тогда Верховный Суд?! Для чего вас сюда собрали?!
Чтобы с величавым видом плыть по коридорам этого большого и массивного здания, дрожа розовым салом? Чтобы наслаждаться зрелищем доставки собственного тела — неуклюжего, тестом свисающего с заднего сиденья, но боготворимого — с места службы до загородного дома? Чтобы, ублажая свои рыхлые туши, сытно жить за счёт моих налогов и не париться? Плыть, наслаждаться и сытно жить, осознавая, что сделали верный выбор? Что совесть!? главное — возможность вот так величаво плыть, наслаждаться и жить? Так?
Не отстираетесь, ребята!
С моим представителем Владиславом Симоновым мы также обращались и в Конституционный Суд России с просьбой о проверке двух обстоятельств.
Во-первых, о, якобы, пропуске мною сроков обращения в суд.
По Трудовому кодексу (часть 1 статьи 392), по спорам об увольнении работник имеет право обратиться в суд за разрешением индивидуального трудового спора в течение одного месяца «со дня вручения ему копии приказа об увольнении либо со дня выдачи трудовой книжки». Но суды первой (Останкинский районный суд г. Москвы) и второй (Московский городской суд) инстанций — решили по своему: мол, срок моего обращения в суд (16 марта 2009 года) пропущен, так как было достаточно того, что я, дескать, был осведомлён об окончании действия срочного трудового договора 27 января 2009 года. Даже без вручения копии приказа — а копия приказа была подписана руководителем лишь 6 марта 2009 года. Я уж не говорю о получении мною трудовой книжки только 5 марта 2009 года.
Получается, что великие московские судьи мадам Дорохина Е.М. и «тройка» из Мосгорсуда Жбанова Т.И., Васильева И.В. и Кирова Т.В. решили по новому прочесть закон, «правовую норму дополнили новым обстоятельством» — взяли на себя функцию законодателя.
Я понимаю, что этим дамам всё равно — они-то на всё готовы! — но это запрещено Конституцией[176].
Да, слепые судебные надзорные инстанции не заметили в выполнении Останкинским и Мосгорсудом несвойственных им функций «существенных нарушений норм материального права, повлиявших на исход дела, без устранения которых невозможны восстановление и защита нарушенных прав, свобод и законных интересов».
