Только, прошу тебя, не вмешивай Нашего Друга.
Ответственность несу я и поэтому я желаю быть свободным в своем выборе».
«Не сменяй никого до нашего свидания, умоляю тебя, давай спокойно вместе обсудим в с е, — отвечала ему Александра Федоровна. — Еще раз вспомни, что для тебя, для твоего царствования и Беби и для нас тебе необходимы прозорливость, молитвы и советы нашего Друга… Прот. чтит нашего Друга, и поэтому Бог будет с ним. Штюрмер трусил и месяц не видался с Ним — он был не прав — и вот потерял почву под ногами. Ах, милый, я так горячо молю Бога, чтобы Он просветил тебя, что в Нем наше спасение: не будь его здесь, не знаю, что было бы с нами. Он спасает нас Своими молитвами, мудрыми советами, Он — наша опора и помощь».
И Государь послушал ее. В который раз. Возможно, в самый роковой. Если бы в феврале 1917-го на месте министра внутренних дел в Петрограде оказался другой человек…
«…самый вредный, самый страшный человек для государства, для этой разрухи оказался Протопопов, — говорил на следствии Родзянко. — У него мания величия, он какой-то ясновидящий, он видит, что к нему приближается власть, что он может спасти царя и Россию. Он как закатит глаза, так делается как глухарь — ничего не понимает, не видит, не слышит».
«Позже я слышал, что отставка моя была подписана, но, по настоянию царицы, ходу не получила. Сам же я не уговорил царя меня отпустить, не смог или не сумел, — сам не разберусь», — говорил Протопопов на следствии.
«Он принес к самому подножию трона всего себя, всю свою юркость, весь истерический клубок своих мыслей и чувств, — писал о Протопопове Блок. — Недаром есть намеки на то, что он готовился заменить Распутина. На него тоже "накатывало". Этот зоркий в мелочах, близорукий в общем, талантливый, но неустроенный вольнолюбивый раб был действительно "роковым" человеком в том смысле, что судьба бросила его в последнюю минуту, как мячик, под ноги истуканам самодержавия и бюрократии. И этот беспорядочно отскакивающий мячик, ошеломив всех, обнаружил комическую кукольность окружающего, способствовал падению власти, очень ускорил его. Распутин швырнул Протопопова, как мяч, под ноги растерянным истуканам».
Последнее жесткое и несправедливое определение было, к несчастью, на устах не только у Блока. Слишком многие в России полагали, что русский царь подошел к последнему пределу…
«12 ноября Государыня выехала с дочерьми в Могилев. С ней ехала и А. А. Вырубова. Свидание Их Величеств изменило принятые было Государем решения. Протопопов остался на своем посту. Приехавший с докладом Трепов склонился пред Высочайшею волею. Вскоре он очень уронил себя морально в глазах Их Величеств. По совету генерала Мосолова, его шурина, он поручил Мосолову переговорить с Распутиным, предложить ему 150—200 тысяч рублей единовременно, а затем ежемесячную помощь с условием, дабы он не вмешивался в его министерские распоряжения. Распутин сначала разгорячился, как бешеный, затем, выпив хорошо с генералом, поуспокоился и сказал, что он посоветуется с "папой", а что генерал пусть заедет к нему за ответом дня через два. Испросив разрешение приехать в Царское Село, Распутин рассказал все как было Их Величествам. Конфуз с попыткой подкупить "Старца" вышел полный. Теперь Царица потеряла уже всякое доверие к Трепову, что очень затрудняло работу последнего».
Так писал в мемуарах генерал Спиридович, черпая сведения об очередной после Коковцова попытке подкупить Распутина и уговорить его не вмешиваться в государственные дела из показаний Манасевича-Мануйлова, Белецкого и Протопопова, которые сходятся в этом факте и лишь называют разные суммы.
«Распутин <…> терпеливо выслушав это предложение и отказавшись от него, передал государыне, а затем и государю о сделанном ему Треповым предложении в доказательство желания Трепова купить этим путем его замолчание пред Государем всего того, что он, Распутин, считает неотвечающим интересам августейшей семьи; при этом мне Распутин сообщил, что когда он в этой форме доложил об этом Государю, то государь и государыня увидели в его, Распутина, отказе от получения 30 тысяч от Трепова знак его неподкупной им преданности, и с этого момента Государь всецело перешел на сторону Протопопова и изменил свое мнение о Трепове», — показывал Белецкий.
«Отказ Распутина от 150 тысяч треповских тоже произвел на меня впечатление. Я ему сказал: "Да ты выходишь честнее многих господ министров"», — более лаконично изложил то же самое Протопопов.
Наконец, и сам Мосолов очень живо обрисовал в мемуарах свой разговор с Распутиным на эту тему:
«– Вот что, Григорий Ефимович. Как знаешь, назначен председателем Совета министров мой друг и шурин А. Ф. Трепов. Я хотел бы, чтобы вы жили в мире друг с другом… и это вполне возможно. Он против тебя не предубежден. Лишь бы ты ему не мешал в его действительно трудной задаче, тогда и он против тебя ничего не предпримет.
— Что же, это хорошо… Пусть себе работает… Лишь бы он-то моих друзей не трогал.
— Видишь ли, он готов устроить так, чтобы тебе ежемесячно платили за квартиру и на содержание твоего дома и семьи; чтобы у тебя осталась надежная охрана, без которой ты обойтись не можешь. Принимай, кого хочешь, делай, что хочешь. Только одно — не вмешивайся в назначение министров и высших чинов. Относительно духовенства он перечить тебе не станет, да и мелкие твои протекции будет по возможности исполнять.
Я не успел договорить, как он побледнел. Глаза его стали злющими, почти совсем белыми, с крошечной черной точкой в середине.
— Тогда сейчас соберусь и уеду в Покровское, домой… Здесь я, значит, не нужен.
Такого быстрого оборота дела я не предвидел и, сознаюсь, в первую минуту опешил:
— Не волнуйся, Григорий Ефимович. Поговорим по добру, по-хорошему. Ты же сам управлять Россией не можешь!.. Не Трепов — будет другой, который тебе ничего не предложит, а тебя за казенный счет отправят в твое Покровское…
Глаза стали еще злее.
— Ты думаешь, что мама и папа это позволят? Мне денег не нужно, любой купец мне довольно даст, чтобы раздавать бедным да неимущим. Да и дурацкой охраны не нужно. А он, значит, — гонит!..»
В результате выгнали Трепова, хотя надо признать, что в истории с отставкой Трепова есть неясные моменты. «Трепова долго убеждали остаться, — писал хорошо информированный Я. В. Глинка. — Он подавал четыре раза прошение об отставке. Последний раз он объяснил, что с Протопоповым служить он не может и что вообще его положение представляется совершенно невозможным, когда министры назначаются без его ведома, что, конечно, он уйти не может, раз Государь его не отпускает, но что при этих условиях ему остается пустить себе пулю в лоб. После этого Государь согласился на его отставку».
