Помню, как однажды на чьих-то именинах Петр с гармошкой в руках лихо отплясывал в наших маленьких «апартаментах», кружась вокруг гостей и отбивая чечетку. И конечно, Екатерина Антоновна безумно его ревновала, бывали скандалы...
Как-то перед войной я с родителями побывал у них: они были в ссоре, но телефонов не было, а мы нагрянули неожиданно.
Сдержанно встретили нас, но на столе появилась простая закуска, бутылка водки, отец, мама, Петр и Екатерина чинно начали гостевой обед, я построился сбоку. И постепенно, на наших глазах, менялась обеденная картина: Екатерина улыбнулась какой-то шутке, Петр поддакнул, и потекла дружеская, застольная беседа.
У Екатерины Антоновны сохранилось 66 писем с фронта за 1943 год. Петр Васильевич писал о буднях фронта, кое-что проскальзывало о боевых действиях его взвода, он был бронебойщиком, сначала учился, потом описывал будни, лейтенанта ранили, он стал командиром взвода, потом лейтенант вернулся, он стал его помощником, и, наконец, он, старший сержант, вновь стал командиром взвода.
Смотрю на эти письма и не устаю поражаться – как они доходили до адресата, маленькие треугольнички исписаны вдоль и поперек – один лишь адрес, еле-еле видимый. Конечно, 30 лет прошло с тех пор, что-то стерлось, буквы выцвели, еле-еле разбираешь смысл, но ведь тогда они доходили, их читали, радовались, пугались, как бы не последнее... Тревожное было время... Но в народе был какой-то священный трепет по отношению к этим письмам, таким дорогим и печальным, ведь письма приходили и о смерти, боевые товарищи ведь извещали о гибели, такое письмо я получил о Владимире и затаился, как бы не узнала мама... Но она узнала, к чему было скрывать, ведь я был в ту пору совсем мальчишка...
И вот по этим письмам, коротким и ярким, встает живой, энергичный, талантливый воин... Он не раз скажет в своих письмах и о том, что немецким фашистам придет конец, и Гитлер встанет перед общим судом мирового сообщества. И вот читая эти письма старшего брата Петра Васильевича, я вспоминаю слова М.А. Шолохова о поколении, выросшем и сформировавшиеся после великой Октябрьской революции: «...и какой же народище мы вырастили за двадцать лет! Сгусток человеческой красоты! Сами росли и младших растили. Преданные партии до последнего дыхания, образованные, умелые командиры, готовые по первому зову на защиту от любого врага, в быту скромные, простые ребята, не сребролюбцы, не стяжатели, не карьеристы. У любой командирской семьи все имущество состояло из двух чемоданов. И жены подбирались, как правило, под стать мужьям. Ковров и гобеленов не наживали, в одежде – простота, им и «краснодеревщики не слали мебель на дом». Не в этом у всех нас была цель жизни! Да разве только в армии вырос такой народище? А гражданские коммунисты, а комсомольцы? Такой непробиваемый стальной щит Родины выковали, что подумаешь, бывало – и никакой черт тебе не страшен. Любому врагу и вязы свернем, и хребет сломаем!»
Так говорил генерал Стрельцов своему брату как раз накануне Великой Отечественной войны.
Петр и Владимир Петелины были частью этого «непробиваемого стального щита Родины». А теперь перечитаем письма Петра Васильевича.
Последний раз я его видел у сестры Марии в деревне Надеждино, куда я приехал на каникулы. Было это ночью, услышал тревожные голоса, мимо проезжал Петр и заскочил на несколько часов. Я лежал на печке, было холодно, а печка грела, а внизу раздавались голоса, я посмотрел, увидел брата и сестру, о чем-то тихо разговаривавших, а утром Петр вместе с товарищами уже уехал.
В одном из сохранившихся писем он писал после обычных приветствий: «Наша часть на днях должна быть на поле боя уже была перекомиссия и я вполне признан быть годным бить немецких оккупантов!.. был я у Маруси 2/1-43 г. там отметил новый год. Но в Москву никак нельзя. Принимал все меры так что дорогой мой Катек очевидно скоро мы не увидимся... Но я может быть и заеду если поедем через Москву».
Письма порой очень скупые, никаких подробностей боевой жизни, ни о друзьях, ни о подробностях боя, ни о ранениях. Полстраницы приветы и сообщения о том, что жив и здоров, от кого получил, ответил, но чаще всего письма задерживались, никаких известий о родных домах, сидели у костра и думали, перекидываясь короткими фразами о своем бытье. «...Пиши чаще необязательно ждать от меня письма... Опиши как живут мои родители а также твои. Катек я очень доволен за вас что вы посадили огород и ждете нового урожая самостоятельно. Собирайте больше мы придем на готовые хлебцы...»
Петр Васильевич закончил сельскую школу, ни понятия о запятых, ни особой грамотности не было у него, тем более, представьте, маленький кусочек бумаги, где-нибудь в блиндаже или на каком-нибудь случайном пеньке притулился он на минутку – о каких запятых тут может быть речь... Так что я публикую эти письма такими, какими они уж получились...
«Письмо с фронта Мая 28 дня 1943 года.
...Живу я в землянке сейчас устроился хорошо на 3 места уже заканчиваю оборону. Как сообщал я в открытке что у меня ранило командира взвода. И вот я пока на его месте нахожусь. Здесь немножко спокойнее. Дорогой мой друг обо мне не расстраивайся, а береги свое здоровье а то я приду с фронта мне будет нужно отдохнуть а если ты будешь тоже слабая то это будет хужей. Письмо получил от Коли и Миши из Челябинска дал им ответ. Коля пишет что пока от фронта 12 км. Но это по нашему называется далекий тыл. Я нахожусь в 10 раз ближе и еще был ближе на 200 – 300 м находился больше чем 1 м-ца так что страшного ничего нет когда привыкнешь как будто так и должно быть. Пули завизжат над ухом так возьмешь да присядешь и следишь откуда бьет мерзавец.
Дорогая Катюша ко всему надо привычку и сноровку но я это давно изучил, так что для меня это уже вошло в обычай так конечно и для других. Катек ты пишешь что у тебя вырвали два зуба. Это конечно паршиво. Но у меня пока в том же положении нам некогда с ними заниматься что будет уж после победы над врагом как уничтожим самого Гитлера и его приспешников тогда будем говорить об этом. Ну дорогой мой Катек больше писать нечего. Сейчас написал письма твоим родителям и своим и жду ответа».
В одном из писем № 17, «Июня 17 дня 1943 года», Петр Васильевич писал: «...Живу я пока ничего но вот в настоящий момент находимся от фронта 8 килом, приходится мне немало работы проходим учебу но мне трудновато потому что я слабо знаю военное дело сам а мне поручено учить бойцов. Но это все ничего, приходится самому вставать пораньше и ложится тоже в основном дело идет пока ничего. Дорогая моя крошка мне очень бывает скучно. Я твое письмо которое получу по несколько раз читаю. И еще утешаюсь твоей фотокарточкой. Это моя гордость. Я когда смотрю на фото у меня просят посмотреть. И товарищам я говорю вот за что я воюю вот за кого. Все восхищены и довольны этой фотокарточкой. Милая моя Катюша еще очень часто раздается твое имя у нас среди бойцов. Есть у нас орудие Катюша, которое где бы ни был фриц она его найдет. Потом песня про Катюшу из уст не выходит. В общем имя твое дорогая моя на фронте модно.
