среди личного состава роты как одного из
лучших мастеров слова (курсив мой. –
О. Т.)», – было отмечено в его личной характеристике от 15 апреля 1943 года.
Без всякого преувеличения можно сказать, что победный 1945 год мог быть поворотным в судьбе Фёдора Абрамова. А уж куда бы его впоследствии «развернуло», сказать весьма трудно.
В январе в отдел контрразведки, в котором служил Абрамов, поступила разнарядка из Главного управления о направлении одного из сотрудников отдела на обучение в Академию МВД в Москву. Начальник отдела генерал-майор Головлёв «ставит» на Фёдора Абрамова, который был у него на лучшем счету. Но в какой-то момент кандидатуру Абрамова «перебивает» начальник 4-го отделения Рюмин, который уже в марте, сдав руководство отделом, отбыл на учёбу в академию.
Возможно, в начале 1945 года Фёдор Абрамов и не имел никакого желания покидать военной службы, но история с несостоявшимся обучением в академии, естественно, не могла не изменить настроения Абрамова и, безусловно, явилась поводом к последующему увольнению из органов контрразведки.
А вот для Михаила Рюмина история с переездом в Москву станет впоследствии роковой. Возглавив сфабрикованное уголовное дело в отношении «врачей-вредителей», якобы агентов националистической организации «Джойнт», в вину которым ставилась смерть Андрея Жданова, бывшего первого секретаря Ленинградского обкома партии, председателя Верховного Совета СССР (в сталинских кругах Жданов считался наиболее вероятным преемником «вождя народов»), Рюмин стал жертвой системы, которой служил. Уход из жизни Сталина остановил расправу над ни в чём не повинными врачами. Дело «врачей-вредителей» развалилось, а его «разоблачители» были арестованы. «Главный» следователь Михаил Рюмин был арестован и 22 июля 1954 года расстрелян.
Говоря о роли Рюмина в «деле врачей», нужно добавить, что мы точно не знаем, каким образом дело кремлёвских «врачей-вредителей» оказалось в его руках, – по его личной инициативе или по приказу свыше. Гадать не будем! Но ведь на месте Рюмина вполне мог оказаться Фёдор Абрамов, попади он учиться в академию и став сотрудником Главного управления МВД.
Моисей Каган в статье «На войне и после» по этому поводу весьма откровенно вспоминает: «…Однажды я получил от него (Абрамова. – О. Т.) письмо с просьбой дать дружеский совет – принять ли ему предложение поехать на учёбу в Академию МВД в Москву с прекрасной материальной обеспеченностью и блестящей служебной перспективой… Я ответил ему, что при решении такой проблемы советовать никто не может, он должен решать сам, определив для себя, что ему важнее – духовная жизнь или материальное благополучие. Выбор его был закономерен: Фёдор вернулся в Ленинград и пошёл по нелёгкой дороге, сделавшей его через полтора десятилетия одним из самых больших русских писателей. Однако драматическая острота ситуации, как выяснилось в 1953 году, состояла в том, что вместо него в Москву послали его сослуживца – некоего Рюмина; фамилия эта запомнилась потому, что именно ему, ставшему после окончания академии следователем в столице, было поручено… “дело врачей”, и кончилось это тем, что расстреляны были не они, а он, вместе с организовавшими это “дело” Л. Берией и его подручными. Не раз говорили мы с Федей о том, что, если бы он оказался на месте Рюмина, его постигла бы та же судьба, а откажись он исполнить приказ, его уничтожили бы ещё раньше…»
Вот так судьба, отведя Абрамова от соблазна «блестящей служебной перспективы», по сути, сохранила ему жизнь. Ангел-хранитель вновь не оставил его.
День Победы Фёдор Абрамов встретил в городе Петрозаводске. В дневнике 10 мая 1945 года он запишет: «…Всё утро 9-го по городу раздавались выстрелы. Это опьянённые радостью офицеры приветствовали день победы… Выйдя на улицу, мы увидели, что город разукрашен флагами. Кругом сновали празднично одетые люди… Днём по всей стране, в том числе и в Петрозаводске, состоялись митинги на площадях…»
Его служба в Смерше продлится ещё до октября 1945 года. К этому времени из ташкентской эвакуации уже вернётся его родной университетский филфак.
И вот принято судьбоносное решение раз и навсегда оставить военную службу. Но уволиться из органов НКВД было непросто. Первый рапорт от 21 июля 1945 года, направленный заместителю начальника Главного управления контрразведки «Смерш» НКО генерал-лейтенанту Врадию, остался без ответа.
Во втором рапорте на имя Врадия Фёдор Абрамов уже более конкретно поясняет причину своего прошения об увольнении, приводя при этом весьма значительные аргументы:
«…В условиях победоносного завершения Отечественной войны считаю для себя вполне возможным продолжить прерванную войной учёбу, тем более что для окончания университета мне остался 1 год.
В связи с этим убедительно прошу Вашего указания об увольнении меня из органов “Смерш” и предоставлении возможности закончить образование.
До начала занятий в вузах осталось менее месяца. Это обстоятельство заставляет меня просить Вас ускорить разрешение по моему делу».
Но как ни старался Фёдор Абрамов, уволиться к моменту начала учебного года у него не получилось. Его рапорт ещё целый месяц был на рассмотрении в управлении. 28 августа Абрамову сообщили: «Ваш рапорт от 6 августа 1945 года (вероятнее всего, тут поставлена дата непосредственной отправки рапорта из отдела в управление, так как фактически он был написан днём раньше. – О. Т.) с просьбой об увольнении из органов “Смерш” получен. Результаты рассмотрения сообщим дополнительно.
Полковник Волчанский».
И если бы не рекомендательное прошение ректора Ленинградского университета профессора Александра Алексеевича Вознесенского, отправленное 27 июля 1945 года на имя генерал-майора Головлёва, то ещё неизвестно, как сложились бы обстоятельства увольнения из органов старшего следователя Фёдора Абрамова.
Приказом № 153 начальника отдела контрразведки «Смерш» Беломорского военного округа старший следователь Фёдор Абрамов был уволен со службы для завершения высшего образования. Основанием к увольнению стало решение ОК ГУКР «Смерш» № 16/ок/22958 от 20 сентября 1945 года.
Но приказ № 153 не был последней инстанцией в процедуре увольнения. Окончательное решение принималось в Москве, в кабинете начальника Главного управления контрразведки «Смерш» НКО генерал-полковника Виктора Абакумова. И вот такой приказ № 408/сш 22 октября 1945 года был Абакумовым подписан. В военной карьере Фёдора Абрамова была поставлена жирная точка.
Повествуя о военных годах Фёдора Абрамова, скажем, что они сильно изменили его характер, восприятие действительности, отношение к людям. Будучи по натуре человеком спокойным и уравновешенным, эти черты в нём сломались, но укрепились человечность, доброта, отзывчивость, желание помочь. Между тем он стал более нетерпимым к злу, бесполезному времяпрепровождению и всему тому, что называется (вспомним классика XIX века) «обломовщиной». Абрамовская вспыльчивость, взрывной экспрессионизм, порой чрезмерная эмоциональность, некоторая осторожность в общении с людьми, отчасти недоверие, безусловно, родом с войны.
А за год до кончины Абрамова война вновь напомнит ему о себе.
3 марта 1982 года, пройдя врачебную комиссию ВТЭК, он получит справку об инвалидности и вечером этого же дня запишет в своем дневнике: «Фёдор Абрамов – инвалид Отечественной войны! Да. Сегодня с утра прошёл ВТЭК и без
