на него и отрядил в Носсен королевского лейб-медика. Тот прописал лечение, и постепенно Анна-Констанция пошла на поправку.
Тем временем Август принял решение перевести ее в замок Штолпен. Летом 1708 года Констанция посетила это место, но тогда во время развлекательной поездки с Августом. Башни замка, бывшей крепости-резиденции мейсенских епископов, высоко вздымались на базальтовом утесе, смахивавшем на гигантские органные трубы или столбы из застывшей лавы (отсюда и название «Штолпен» — столбы), нависая над небольшим городком. Стены этого укрепления были сложены все из того же базальта. Осознав оборонительный потенциал этого укрепления, саксонский курфюрст еще в 1559 году выменял его у епископа на менее значительный уезд своего княжества. С тех пор оборонительная ценность замка сильно уменьшилась, но там оставили небольшой гарнизон. В ту поездку Анну-Констанцию поначалу отпугнула мысль ночевать в этой дыре. Но княжеские покои оказались весьма удобными, а комендант организовал охоту в парке, где дичь вспархивала прямо из-под ног гостей. Теперь она прибыла туда пленницей, и ее разместили в башне арсенала, заброшенной и мало пригодной для проживания.
Король приказал отобрать у нее все бумаги, деньги и драгоценности, но выдать на них расписку, дабы заключенная не утверждала, что ее обокрали. Все ее имущество, где бы оно ни находилось, должно было быть переведено в распоряжение короля. Август потребовал от своих министров любой ценой найти брачный договор.
24 декабря 1716 года Анну-Констанцию доставили в Штолпен. Состояние ее здоровья все еще оставалось плохим. По инструкции даже ее тюремщики не имели права разговаривать с ней наедине, обязательно должен был присутствовать еще один свидетель. Ей дозволялось иметь письменные принадлежности и бумагу, но письма подлежали отсылке лишь с ведома майора. Она регулярно писала послания королю и фон Флеммингу, так и не осознавая, что именно этот сановник был движущей силой всех перипетий ее падения.
Переменчивое сердце Августа Сильного
Пока продолжались злоключения несчастной женщины, Август не отказывал себе ни в каких удовольствиях. Король продолжал держать около себя в качестве официальной любовницы Марианну фон Дёнхофф. Она не совала нос в политику, всегда была в хорошем настроении, во время придворных развлечений выделялась своей живостью и веселым нравом. Фаворитка покорно закрывала глаза на увлечения Августа другими дамами, поговаривали даже, что она привлекла к ублажению короля свою родную сестру Катаржину, жену литовского генерала Якуба Потоцкого. Эта с виду хрупкая и изнеженная женщина была отличной наездницей, настоящей амазонкой, и с удовольствием принимала участие в выездах на охоту и инспекционных поездках короля в армию. Ее сестре была совершенно несвойственна ревность, поэтому Марианна не обращала внимания на появление потенциальных соперниц. За ней стояла ее мать Людвика-Мария, корыстная и властолюбивая женщина, мечтавшая единственно о том, чтобы дочь как можно дольше продержалась в любовницах Августа. Она понимала, что увлечение короля не продлится долго, а потому следует извлечь из своего положения как можно больше материальных выгод. Некоторые историки считают, что Марианна обошлась королю дороже всех его прочих любовниц. Она в конце концов надоела королю и получила отставку, сколотив себе недурное состояние, а в 1719 году с согласия Августа вышла замуж за князя Ежи-Игнация Любомирского. Некоторое время король не стал заводить себе постоянную любовницу, а регулярно развлекался в обществе итальянских и французских певиц, танцовщиц и актрис.
Как известно, одним из любимых занятий короля было посещение лейпцигской ярмарки. Август прекрасно понимал, что для укрепления экономической мощи Саксонии требуется развитие ремесел и промышленности, а потому всячески способствовал этому. Товары шли на лейпцигскую ярмарку, поражавшую великолепием и разнообразием товаров всех современников. Один из них писал: «Лейпциг изобилует множеством великолепных домов и построек, сюда везут все редкости из дальних стран, ярмарку посещают все национальности, жители Крита и арабы, здесь можно найти всю Индию с ее шелками и пряностями, касательно же драгоценных камней, они здесь представлены в избытке [8], но изысканный и благородный язык, на котором говорят в Лейпциге, превосходит все драгоценные камни».
Август обожал прогуливаться по ярмарке среди толчеи и разноязыкового говора. По таким случаям он отказывался от свиты и расхаживал по ярмарке в сопровождении всего лишь одного камер-юнкера. Он переходил от торговца к торговцу, которые представляли ему свой товар, естественно, во все горло безбожно расхваливая его. Если ему случалось купить что-то, торговец был на седьмом небе от счастья: невозможно было и представить себе лучшую рекламу, покупатели начинали валить валом. Во время пребывания на ярмарке Август устраивался на постой в доме одного из самых состоятельных горожан Лейпцига Андреаса-Дитриха Апеля. Его дом был роскошно отделан и меблирован, и Апель чрезвычайно гордился честью предоставить кров высокому гостю. Деятельность ярмарки не ограничивалась одной лишь торговлей, бесконечной чередой устраивались всяческие развлечения, балы, маскарады, спектакли различных театральных жанров и тому подобное. На одном из таких мероприятий король встретил свою следующую возлюбленную, Эрдмуте-Софию фон Дискау.
Она была дочерью тайного советника Гейслера фон Дискау и принадлежала к знатному роду. По свидетельствам современников, «саксонские женщины имеют нечто особенно чарующее и привлекательное… Саксонские женщины превосходят англичанок своим ростом и красотой. Они напоминают француженок своей непринужденностью, итальянок — своей страстностью, и превосходят всех своей нежностью и изяществом. По виду они отличаются необычной скромностью и невинностью; но опускают глаза лишь для того, чтобы своим проницательным взором натворить тем больше бед».
Эрдмуте-София фон Дискау принадлежала к числу именно таких женщин. «С походкой и наружностью королевы, она отличалась прекрасным сложением и необыкновенной белизной лица; у нее были большие голубые глаза с томным взглядом, выражение которых говорило о любви. Волосы — светло-русые, плечи — ослепительной белизны и очертания рук — верх совершенства».
Надо сказать, что более близкое знакомство с красавицей несколько разочаровало короля. Девица оказалась, прямо скажем, недалекой и вовсе не обладала той живостью и остроумием в речах, которую столь ценил Август. Он довольно прямо начал намекать о своих намерениях, но юница лишь скромно опускала свой взгляд долу и молчала. Август не принадлежал к числу терпеливых поклонников и напрямую обратился к мамаше девицы. Как писал все тот же современник, «при дворе существует особый класс людей, не способных существовать на собственные средства и жертвующих своими женами для приобретения королевских милостей». В данном случае мать поблагодарила короля за великую честь и пообещала повлиять на Эрдмуте-Софию, но в обмен для обеспечения счастья своей юной дочурки попросила дать ей приданое, каковое желание король с готовностью тотчас же исполнил.
Девицу, по-видимому, не пришлось долго уговаривать, и в один прекрасный день, облаченная
