служить в Совет рабочих и солдатских депутатов в качестве инструктора отдела искусств, а в 1922 году опять получил предложение, вместе с ростовским антрепренером Левиным, организовать на летний сезон оперноопереточную труппу.
Труппу удалось собрать очень сильную: режиссером был Н.Н. Боголюбов, балетмейстером М.Ф .Моисеев. Певцы – Ю.С. Кипоренко, Яковенко (теноры), Любченко (баритон), В.М. Кропивницкая (сопрано), Борейко (сопрано), К.Л. Книжников (баритон); опереточные артисты Д.Л. Данильский, Кугушев, Таганский, В.П. Новинская, примабалерина К.И. Сальникова и многие другие, которых, увы! уже не помню, – выступали с большим успехом в очень обширном репертуаре. Насколько у меня сохранилось в памяти, сезон удалось завершить нормально.
На следующий, 1923 год, договор был возобновлен, но, как мне помнится, без Левина, и в сложной обстановке этого времени произошло нечто, мне неизвестное, помешавшее отцу собрать труппу; ему пришлось отказаться, и в течение многих лет платить за это неустойку.
В 1924 году он получил приглашение занять место директора оперного театра им. М.Ф. Ахундова в Баку и навсегда покинуть Кисловодск, куда приезжал уже только летом, к своему родственнику профессору С.М. Полонскому, директору кардиологического института им. В.И. Ленина.
Н.Н. Боголюбов в своей книге «Шестьдесят лет в оперном театре» вспоминает об отце:
«В начале двадцатого века Кисловодский театр оперы «Курзал» предоставлял свою сцену гастролерам. Здесь работали знаменитые антрепренеры, среди которых выделялись Форкатти, Амираго и Валентинов…
На ближайший летний сезон директор кисловодского театра М.М. Валентинов пригласил Л.П. Штейнберга и меня к себе на работу. Штейнбергу предстояло дирижировать превосходным симфоническим оркестром в раковине «Курзала», а я должен был возглавить режиссерскую часть кисловодской оперы. Владикавказская железная дорога управлялась тогда инженером Печковским, человеком широкого кругозора и инициативы. Печковский любил кристально чистого Валентинова и доверял ему все, касающееся дел искусства и музыки на железнодорожной линии Минеральные Воды – Кисловодск…
М.М. Валентинов был одним из редких и удивительных людей. Он в совершенстве знал и понимал оперное дело. Будучи в высокой степени честным и прямым человеком, он никогда не умел лгать и хитрить – данное им комунибудь слово было крепче векселя. Все выдающиеся оперные артисты уважали и ценили Валентинова, даже неистовый в обращении с антрепренерами Шаляпин был с ним всегда корректен…
Когда дела у Валентинова, который никогда не лгал, были плохи, он шел к Печковскому, на словах определял убытки, и начальник дороги уменьшал аренду за театр и парк на сумму, указанную Валентиновым. В прошлом певецбаритон, а затем – суфлер в первоклассных оперных театрах, Валентинов был великим стратегом оперного дела. Он никогда не желал ничего для себя лично – ему было приятно, когда все вокруг него были довольны. На все трудности он реагировал только своей доброй улыбкой и, пуская дым из папироски, поступал всегда мудро – так, как надо. Когда вокруг Валентинова волновались все – дирижер, режиссер, управляющий, администраторы, – боясь, что проливной дождь сорвет многотысячный сбор от гулянья в парке и помешает съезду публики в оперу, – «Бывает!» – спокойно говорил Валентинов и шел, как всегда, на террасу ресторана пить свою очередную кружку пива, за которой мог сидеть часами. Потоки дождя, уносившие из кассы Валентинова сотни и тысячи рублей, не нарушали его душевного равновесия: Марк Маркович был спокоен и невозмутим, как всегда.
Таким был Валентинов. На протяжении десяти – двенадцати лет во время летних сезонов я был у него неизменным главным режиссером.
Кисловодская опера, сезон в которой продолжался всего полтора месяца (июль – август), имела оригинальный профиль. Хороший оркестр, хор и балет и вторые солисты у Валентинова были постоянными. О ведущих артистах, имена которых влияли на сборы, Валентинов не беспокоился. Весь оперный цвет России приезжал лечиться в Ессентуки и Кисловодск. Валентинову стоило протянуть руку – и самое крупное артистическое имя появлялось на афише кисловодской оперы. Помню такой случай. Шла опера «Лакме» с известной певицей Марией Ван Занд; перед самым спектаклем выяснилось, что нет Нилаканты – бас Л.М. Сибиряков не приехал. Валентинов, как всегда спокойный, берет меня, волнующегося, под руку. Мы идем в нижний парк, где среди гуляющей публики он заметил красивую фигуру известного московского баса Н.И. Сперанского. Пятиминутной финансоводипломатической беседы Валентинова со Сперанским было достаточно. Спектакль спасен – талантливый артист экспромтом прекрасно поет партию Нилаканты.
Кисловодский оперный сезон Валентинова очень напоминал нарзанную ванну – он действовал возбуждающе на сердце, стимулировал жизнедеятельность всего организма. Но главной прелестью этого сезона была его кратковременность: в кисловодской опере, как в нарзанной ванне, находиться долго было противопоказано. Но шесть минут для ванны и шесть недель для оперы было вполне достаточно».
Все мои детские воспоминания, когда я стала себя сознавать, неразрывно связаны с воспоминаниями об отце. Тогда мы жили в Куйбышеве (Самаре), папа работал режиссером оперного театра, и жили мы около католического костела в доме священника. Квартира мне казалась огромной, в ней всегда было очень холодно, печки ее плохо обогревали, и, чтобы сохранить тепло, окна в большой комнате были завешены ватными одеялами. Мы все вчетвером, с мамой, папой и моей старшей сестрой Агнией ютились в маленькой, более теплой комнате. Раннее зимнее утро, мы с папой вдвоем; после позднего спектакля ему хочется спать, но мне три года и я хочу, чтобы папа мне рассказывал свою сказку про Лутонюшку. Я давно знала ее наизусть и поэтому никаких сокращений и импровизаций не допускала, нещадно поправляла его и заставляла рассказывать во второй и в третий раз.
Лучшие годы своей жизни отец отдал театру. Он вырос в театральной семье – его отец, Марк Маркович Валентиновстарший, был известным в театральном мире антрепренером. Он держал антрепризу в Кисловодске и весьма успешно. Во время театральных сезонов им приглашались в качестве гастролеров знаменитые артисты оперной сцены. Однажды, когда папе было пять лет, отец взял его с собой на вокзал встречать Шаляпина. Папа потом, смеясь, показывал нам свое «знаменитое» левое ухо, за которое его подергал Шаляпин. Детство он провел в Кисловодске, в театральной среде, что, очевидно, и определило направление всей его дальнейшей жизни. В 1923 году, после Высших театральных мастерских В.Э. Мейерхольда, отец начал режиссерскую деятельность, сначала в Тифлисской опере, затем в Бакинском оперном театре. Даже во время учебы в университете отец работал режиссером оперной студии в Азербайджанской консерватории.
Двадцать лет отец проработал в Горьковском оперном театре. Только в этом театре у отца было 45 премьер! Он был хорошим, думающим, требовательным к себе режиссером. Из его записей в дневниках видно, что мысли о спектакле, который он
