Николай Беспалов
Встречи на ветру
www.napisanoperom.ru
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.
© Н. Беспалов, 2014
© ООО «Написано пером», 2014
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru), 2014
По радио после первого выпуска новостей диктор, женщина по фамилии Быстрова, прочла сводку погоды. Температура – плюс три, ветер западный, десять метров в секунду, влажность воздуха семьдесят процентов. В городе, где я живу, ветры и большая влажность – обычное дело. Город назван именем Ленина, а мне больше нравится, когда его называют Питером. Не Петербургом и не Петроградом, а вот так просто: Питер. Слышится мне в этом имени что-то французское.
Боже мой, уже пять минут седьмого. Трамвай отойдет от конечной остановки через десять минут. Пропущу его – придется ехать на работу на автобусе. С нового года я решила экономить. Хочу купить шубку из каракуля. Помню, папа рассказывал, как Никита Сергеевич Хрущев в шестьдесят первом году, после того, как поменяли деньги, и цены, кстати, тоже поменяли, то есть повысили, сказал: «Я заставлю советский народ нагибаться за копейкой». Меня тогда пионервожатая готовила к вступлению в ВЛКСМ.
Чай остыл, и сахар остался лежать на дне чашки не растворенным. Соскребла ложкой и съела. Не пропадать же добру.
Когда я уезжала из дома, где родилась и прожила семнадцать лет, мама отдала мне свою шубку.
– Зачем мне тут шуба? – сказала она и была права. У нас в Жданове – это теперь городу вернули старое название Мариуполь – холодов практически не бывает. Кстати, я об этом А. А. Жданове ничего не знаю. Наверное, болела, когда о нем наш историк рассказывал. Об историке я ещё расскажу.
Скорее, скорее, а то и автобус пропущу. Опаздывать мне никак нельзя. Что с того, что я на этом заводе работаю уже девять лет. Скоро юбилей. Это я так считаю.
Тётка Вера кричит мне – это моя соседка: «Ирка, я ухожу!»
Вера Петровна – мать-одиночка. Какой-то козел охмурил её, когда ей был двадцать один год, и смылся. Теперь её сыну уже девятнадцать. Служит в армии, а тётка Вера расцвела. Распушила хвост и пошла, как она говорит, в народ. Она работает в гальваническом цехе. У них спирту залейся. Работа, конечно, вредная, но и на пенсию можно уйти раньше. Им за вредность молоко дают бесплатно. Мужиков прорва, и все хотят выпить на дармовщинку. А где спирт, там и все прочее. Верка же в цехе заведует складом химпродуктов. Спирт – тоже химпродукт.
– Не смылятся, – говорит Вера вечером, сидя у своего стола на кухне в одной комбинашке. – У них жены все дуры. Они считают, что муж нужен только для того, чтобы зарплату в дом нес, а что касаемо любви – им все по херу.
Хлопнула входная дверь. В квартире остались я и второй сосед, Гришка. Это тот ещё тип. Отслужил в армии и полгода нигде не работал. На что пил? Воровал, что ли? Под новый год устроился грузчиком в наш гастроном. Пить меньше не стал, но пьет теперь исключительно портвейн. Сам говорит, что с пяти ящиков этой отравы им причитается бутылка. Бой. Что за страна. Воруют почем зря. Даже частушку сочинили: ты тут хозяин, а не гость, тащи с завода последний гвоздь. Правда, на нашем заводе не поворуешь. Один парень стащил коробку кафельной плитки из заводоуправления, так ему впаяли три года.
Парторг цеха говорит, что у нас в СССР построен социализм. Лапшу на уши вешает. Будто я в школе не проходила историю. Социализм мы построили ещё до войны. Сталин так и сказал: «У нас заложены основы социалистического производства».
Вышла из своей комнаты, и в нос пыхнуло вчерашним перегаром. Сам Гришка в майке и портках, в которых он и спит, и кушает, сидит на кухне и дымит своим «Памиром».
– Ириша, – он меня боится и уважает. Есть за что, – доброе утро, Ириша, – знаю я, чего ему от меня надо. Попросит двадцать копеек. На пиво разливное.
– Не дам, – я уже в прихожей сапожки надеваю.
– А мне и не надо от тебя ничего. Я вчерась халтуру срубил. Могу тебя угостить.
– Магазин обокрал что ли? – спросила и прикрыла дверь за собой. Я-то знаю, что он не то, что обокрасть не может, он у нас с Верой крошки со столов не возьмет.
Живу я в доме барачного типа, на окраине города, что называется Старой Деревней. Рядом кладбище. Там церковь и три раза в день звонят в колокола. Вот и сейчас раздался звон. К заутрене созывают народ.
Когда я огибала забор у гаража, мой трамвай как раз вывернул с кольца. Я машу: останови, мол. Фигос под нос. А в вагоне народу мало. На третьей остановке трамвай уже набьется – не продохнуть. Показала палец вагоновожатому и побежала на автобусную остановку. Трамвай ходит строго по расписанию, автобус может и опоздать. Нет. Вот и он показался. Смешная морда у него. Впечатление такое, как будто он насупил брови.
Ветер неприятно холодит мои ляжки. Зря я не надела штаны с начесом. Все хорохорюсь, как девка неразумная. А мне уже двадцать шесть. Другие бабы в этом возрасте детей нарожали. У меня все не так. Мне рыцаря подавай. Дура дурой. Где они, эти рыцари?
На остановке народу мало. Рабочие уже сели в трамвай и уехали, а ИТР ещё чаи допивают. Опустила пятак в кассу. Я не скряга какая-нибудь, но проводила его с сожалением. Никто же не видит, можно было бы и так билет оторвать. Совесть не позволяет.
Ехать мне долго. Минут тридцать. Можно и вздремнуть. В автобусе тепло. От окна дует, но мне все равно. Я спать хочу. Как же иначе, если в постель легла в час ночи. Готовилась к экзаменам. Начальник цеха настоял, чтобы я поступила на вечерний факультет во ВТУЗ. Вот и корплю над учебниками.
– Ваш билет. – Контролер – женщина злая. Наверное, у неё с мужем нелады. Чего злиться с утра-то?
С аванса куплю карточку. На все виды транспорта. Не буду дергаться при виде контролеров.
Автобус наполнился, и мне пришлось протискиваться к выходу. – Вы на следующей выходите? Разрешите, – это я бубню непрерывно.
На остановке «улица Скороходова» вместе со мной вышло два человека. Одного я знаю. Он работает в нашем БРИЗе. И чего так рано едет? У них работа начинается в восемь тридцать. Наши технологи и то раньше.
– Тиунова, – окликает меня на проходной мой начальник, – переоденешься, зайди ко мне. Есть разговор.
В последний раз ветер дунул мне под юбку, и я уже в цехе. У нас хорошо. Чистота и свежий воздух. Иначе нельзя. У нас работа такая. Делаем приборы для… Больше ничего не скажу. Наш завод номерной, секретный.
Тогда я, семнадцатилетняя девушка, приехавшая из южного города Жданов, подала документы в приемную комиссию педагогического института и была поселена в общежитии.
Сочинение я написала на пять баллов, а потом как с цепи сорвалась. Вместо того чтобы готовиться я начала гулять. Красота какая! Белые ночи. Я словно завороженная могла простоять на набережной, наблюдая, как разводят мосты. Где такое увидишь? И в результате тройка за тройкой. Последний экзамен я сдавать не пошла. Все равно не примут.
Из общежития погнали, денег осталось курам на смех. Что делать? Посчитала гроши, на билет обратно хватило бы, но не такой у меня характер. Я с малолетства сильно гордая. Что я скажу маме? Мол, прости, мама, дочка у тебя дура. Не стану же говорить, что прогуляла экзамены. Тут Нева и много-много речек и каналов. У нас две реки – Кальмиус и Кальчик. Нева широка, вода в ней темная, но чистая. У нас же в реке вода часто с мутью. Зря, что ли, в Мариуполе один из известных грязевых курортов. С давних времен тут живут греки. Родители мои обосновались в Мариуполе в начале сороковых годов. Папа приехал работать в порт. Он окончил одесское училище. Мама работала в портовой столовой. Где-то я прочла, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Наверное, так и мама охмурила отца своими кулинарными способностями.
Коли начала говорить о родном городе и родителях, то продолжу. В десятом классе я увлеклась учителем истории.
Детская любовь. Был наш историк молод и красив. Грек по национальности. Можете представить. О греках я сказала не зря. Они поселились тут ещё в конце восемнадцатого века. До 1778 года наш город назывался Домахой, или Кальмиусской паланкой. Запорожские казаки в XVI веке основали в устье реки Кальмиус свой военный пост.
В 1779 году городу присвоили имя Мариуполь.
Это и многое другое я узнала из уроков этого самого грека.
Стала я за ним ходить как нитка за иголкой. Скоро он заметил, что я неровно дышу к нему. Или по нему? Не знаю, как правильнее сказать. Дело было ранней весной. Сильные ветры дуют в это время с моря. Мне они нипочем. Сделаю все уроки и пошла на берег. Там мечтается хорошо. Прочла тогда рассказ Грина «Алые паруса» и представляю себя девушкой по имени Ассоль. Азов штормит. Вода в нем темная, злая, и никаких алых парусов. Кто же в такую погоду выйдет в море? Азов коварен. Скольких ловцов удачи поглотил он.
