Так было сразу после революции, когда именно Сталина назначили наркомом по делам национальностей.
Другим повезло больше — они, собственно, приходили на готовое. Наркому по военным и морским делам Троцкому было не в пример легче: уже существовали всевозможные генеральные и главные штабы, органы управления армией и флотом, склады с вооружением и амуницией, здания, системы связи, документация, и, главное, огромное количество генералов и офицеров старого времени, которые с ходу, без малейших колебаний, не за страх, а за совесть начинали работать с новой властью (вспомните, что писал генерал Потапов).
Примерно так же обстояло с наркомами иностранных дел и финансов: были сложившиеся структуры со зданиями, архивами, сейфами. Конечно, старый чиновничий аппарат сплошь и рядом от сотрудничества с большевиками уклонялся, но это было уже второстепенным делом, вопросом техники — найти новых сотрудников, способных вскрыть сейфы и разобраться в документации.
Нельзя сказать, чтобы очень уж трудно пришлось и наркому путей сообщения: вокзалы, водокачки, вагонные депо и стальные магистрали остались на своем месте, саботажник еще может выбросить в сортир ключ от сейфа или перепутать папки с документами, но паровоз он в кармане не унесет и рельсу не утащит, чтобы насолить большевикам…
Сталину пришлось гораздо труднее: ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего министерство по делам многочисленных национальностей Российской империи, в природе ранее не существовало. У Сталина был только мандат в кармане — то есть клочок бумаги с тусклой машинописью и смазанной печатью, чуть ли не из подметки вырезанной. Сохранились воспоминания первого — и долгое время единственного — сотрудника Сталина в новорожденном наркомате Станислава Пестковского о том, как создавали новое учреждение. Нашли большую комнату, стол, пару стульев, написали на большом листе бумаги название нового наркомата. Мимоходом Пестковский поймал за рукав в коридоре Смольного старого товарища Сенюту и без формальностей назначил его «заведующим канцелярией Наркомнаца». На собственные деньги заказали в городе бланки и печать, ухлопав до копеечки все, что нашлось в карманах. Позвали Сталина смотреть наркомат, то бишь комнату с листом бумаги на стене и парой стульев у единственного стола. Сталину наркомат понравился — лучше, чем ничего. На текущие расходы заимообразно взяли у Троцкого три тысячи рублей — Троцкий к тому времени наткнулся в бывшем МИДе на сейф с деньгами и без колебаний их национализировал на нужды революции.
Так они начинали. И очень быстро, благодаря железной воле и организаторскому гению Сталина, Наркомнац превратился в реальное учреждение с большим штатом сотрудников. Работа там шла огромная и серьёзная. Именно Наркомнац под руководством Сталина готовил решения правительства о создании национальных республик, автономий и областей, определял их границы, разрешал многочисленные споры. А споров хватало: казахи, например, требовали себе в качестве столицы Ташкент, город отнюдь не казахский. Пришлось улаживать все Сталину. Он же решил головоломнейшую задачу по размежеванию на Кавказе чеченских и казачьих земель — можете себе представить, что это была за головная боль…
В общем, о деятельности Сталина в течение этих шести лет (Наркомнац, выполнивший свои задачи, был упразднен в 1923 г.), можно написать отдельную толстенную книгу. Правда, это будет скучная книга — как и любой подробный рассказ о громадной, систематической, неподъёмной, но именно в силу этого абсолютно лишенной романтики работе…
А ведь Сталин ещё в течение нескольких лет руководит Наркоматом государственного контроля, присматривавшим за работой огромного советского аппарата. Мало того, что ему и здесь многое приходилось создавать с нуля, эта работа была еще неблагодарнее, чем в Наркомнаце: в любой стране мира, при любом режиме к контролирующим органам относятся, мягко скажем, без особой теплоты…
И параллельно с руководством этими двумя наркоматами Сталин еще метался по фронтам, выправляя там положение, исправляя чужие промахи… Нечеловеческий труд!
Сила Сталина была в том, что он оказался прекрасным организатором и строителем мирного времени, что далеко не всем дано. Блистательный (без дураков!) и энергичный Троцкий был ему полной противоположностью, потому что цены ему не было в кризисные моменты — но вот к той самой мирной, спокойной работе Лев Давыдович был категорически не способен. Известный немецкий писатель Лион Фейхтвангер дал ему меткую характеристику: «Троцкий представляется мне типичным только-революционером, очень полезный во времена патетической борьбы, он ни к чему не пригоден там, где требуется спокойная, упорная, планомерная работа вместо патетических вспышек».
Что самым блестящим образом подтвердила история с так называемым Московским комбинированным кустом, о которой у нас как-то забыли — поскольку в забвении долгое время пребывал и сам Троцкий.
Московский комбинированный куст — это своеобразный полигон, экономический эксперимент, начатый Троцким с одобрения Ленина летом 1921 г. В МКК входило немалое число фабрик, заводов, совхозов, ремесленных артелей, кооперативов и т. д.
Уже через полгода пришлось признать, что эксперимент с треском провалился, а руководителем Троцкий оказался никудышным, что установила большая и авторитетная комиссия, состоявшая из самых разных специалистов. Она констатировала, что нормально работавшие до того предприятия, оказавшись в системе «куста», попали в «жалкое состояние» и стали совершенно убыточными. Инспекторы писали: «Торговые обороты Москуста имели совершенно обратные результаты перекачивания государственных запасов на вольный рынок. Это не отрицает и Председатель правления Москуста (т. е. Троцкий. — А. Б.)».
«Материальный п/отдел оказался не в лучшем состоянии. Систематизации требований и наблюдения за их использованием не было… бухгалтерия МКК в настоящем своем виде является пустым местом, которое своими неграмотно составленными отчетами способно лишь ввести в заблуждение… торговая деятельность велась в ущерб государству и с нарушением законов… весь опыт ведения промышленных и сельскохозяйственных предприятий… оказался неудачным… суррогат хозяйственной работы… с тем подходом к хозяйственным вопросам, какой есть у тов. Троцкого, хозяйство можно только погубить».
Словом, эксперимент прикрыли. Историк Сахаров, подробно описавший эту историю в своей монографии, делает недвусмысленный намек, что Троцкий немало попользовался этой «кормушкой». Позволю себе не согласиться. Вот уж кого я не могу представить украдкой складывающим в карман уворованные у государства червонцы, так это Троцкого. Он мне несимпатичен — начиная с определенного времени. Он причинил немало зла стране, людям, собственной партии. Но вот казнокрадство — совершенно не в стиле «демона революции». Не тот человек.
