До обеда мы были заняты делами, а послеобеденное время и вечера отдавали визитам, и ни о каких феноменах у нас не было времени и подумать.
Однажды вечером нас навестили двое старинных друзей отца. Они были очень заинтересованы новым спиритуализмом, и им, естественно, очень хотелось что-нибудь по этой части повидать. После того как гостям показали несколько феноменов, они заявили, что полностью убеждены в поразительных способностях Блаватской и никак не могут понять, как наш отец, наблюдая подобные проявления, может все еще оставаться равнодушным?
Отец сидел в это время спокойно за столом, раскладывая «большой пасьянс». На прямой вопрос он ответил, что все это чепуха и о таких пустяках не хочет и слышать. Серьезному человеку нечего заниматься такими глупостями. Однако друзья его настаивали на том, чтобы во имя их старой дружбы полковник Ган произвел какой-нибудь эксперимент. Они предложили отцу написать в другом помещении какие-нибудь слова, которые затем духи должны были бы «простучать».
В конце концов полковник согласился, скорее всего, потому, что надеялся на то, что ничего из этого не получится и он сможет над друзьями своими посмеяться. Он пошел в другую комнату и на клочке бумаги написал несколько слов, положил эту бумажку себе в карман и, улыбаясь, засел снова за свой пасьянс.
«Ну что ж, наш спор будет скоро разрешен — сказал его друг К-в, — но что вы скажете, если слово, которое вы написали, будет правильно повторено? Разве вы в этом случае не вынуждены будете поверить?»
«Что я сказал бы, если бы это слово было отгадано, я в настоящее время сказать не могу, — скептически ответил он, — но одно для меня ясно: с того момента, как вы заставите меня поверить вашему так называемому спиритуализму, я буду готов поверить в черта, колдуна, ведьму, русалку, во все суеверия старых баб, и вы сможете тогда поместить меня в дом умалишенных».
После такой декларации он спокойно продолжал свой пасьянс, ни на что больше не обращая внимания… Я стала произносить буквы алфавита, старый генерал отмечал стуки, только Блаватская ничего не делала. В конце концов мы получили одно слово, но оно было таким неожиданно абсурдным, что никак нельзя было, как нам казалось, связать его с тем, что мог бы написать отец… Мы ожидали какого-то продолжения и поглядывали друг на друга с сомнением, произнести ли это слово вслух или нет? На наш вопрос: все ли это? — прозвучали энергичные ответные стуки, которые на нашем коде означали: «Да, да, да!»
Увидев наше возбуждение, отец посмотрел на нас поверх своих очков и спросил: «Ну? Есть ли у вас ответ? Он должен быть очень глубокомысленным».
Он встал и, улыбаясь, приблизился к нам. Я пошла ему навстречу и несколько смущенно сказала, что есть только одно слово. «И какое?» — «Зайчик». Надо было видеть необычайную перемену в выражении лица отца, когда он услышал это единственное слово! Он побледнел, как покойник, дрожащими руками поправил свои очки и поспешно сказал: «Позвольте мне посмотреть. Давайте сюда. Действительно ли это так?»
Он взял этот отрывок бумаги и взволнованным голосом произнес: «Зайчик. Да. Зайчик. Так оно и есть… Как странно».
Вынув из кармана бумажку, на которой он написал несколько слов, будучи в соседней комнате, он протянул ее мне и гостям. На бумажке был вопрос и ожидаемый ответ. «Как звали мою любимую лошадь, на которой я совершал свои первые военные турецкие походы?» А ниже стояло «Зайчик».
Мы торжествовали и откровенно выражали свои чувства. Это единственное слово «Зайчик» произвело потрясающее впечатление на старого полковника. Как это часто случается с неисправимыми скептиками, убедившись однажды, что в претензиях его старшей дочери есть нечто, что не могло быть объяснено ни обманом, ни колдовством, он ринулся в феномены со всей горячностью серьезного исследователя.
…Поселившись в нашем поместье Ругодево, мы чувствовали себя как бы пересаженными в некую заколдованную страну и совсем уже не удивлялись движущимся вещам, которые необъяснимым образом перемещались с места на место и по какой-то неизвестной нам, но разумной силе вмешивались в нашу жизнь. В конце концов мы перестали обращать внимание на них, хотя эти феноменальные случаи другим казались чудесами…
…Все жители дома часто среди белого дня видели туманные человеческие тени, расхаживающие по комнатам, в саду, у клумб перед домом и вблизи старой церквушки. Мой отец (так недавно бывший великим скептиком) и мисс Леонтина, гувернантка нашей младшей сводной сестры Лизы, часто говорили мне, что вот только совершенно ясно они видели эти тени…
…Не только Блаватская, но и наша девятилетняя сестричка Лиза видала однажды посетителей, бесшумно скользящих по коридорам старого дома… Удивительно, что она совсем не боялась, считая их живыми людьми и только интересовалась: откуда они пришли, кто они и почему никто, за исключением ее «старшей» сестры, не хочет придавать значения их появлению? Ей это казалось очень нелюбезным. Но она скоро утеряла свою способность ясновидения. Может быть, об этом позаботилась Блаватская.
…Мирную жизнь в Ругодеве нарушила ужасная болезнь Блаватской. Возможно, что во время ее одиночного путешествия по степям Азии она получила тяжелую рану. Мы не знали, как это произошло. Глубокая рана эта время от времени вновь открывалась, и тогда она испытывала невыносимые боли, часто вызывавшие судороги, за которыми следовал транс, подобный смерти.
Болезненное состояние обычно длилось от трех до четырех дней, и после этого рана заживала так же быстро, как она вдруг появлялась. Как будто бы какая-то невидимая рука ее закрывала, и от болезни не оставалось и следа. Однако вначале она не знала, что все так кончится, поэтому испуг ее и расстройство были очень большими.
Мы поехали в ближайший город за врачом, но он мало чем смог помочь, не потому, что был плохим хирургом, но по причине некоего феномена, происходившего каждый раз при попытке его помочь. Только он осмотрел рану у лежавшей без сознания пациентки, как внезапно увидел большую темную руку, протянутую между своей рукой и раной, которую он собирался перевязать. Глубокая рана находилась вблизи сердца, а рука передвигалась от горла до середины туловища. Растерянность его увеличивали и бешеные стуки, которые раздавались с середины потолка, с пола, от оконных рам, от всей мебели — настоящий хаос звуков.
Весной 1860 года я и Леля покинули Ругодево и отправились на Кавказ, чтобы навестить наших бабушку и дедушку, которых не видели много лет.
…В то время спиритизм (или спиритуализм) только лишь начинал развиваться в Европе. Необыкновенные психические способности Блаватской, проявленные ею еще в детские и юношеские годы, за время ее путешествии значительно возросли и определились, и она вернулась в Россию, обладая многими оккультными способностями, которые в то время приписывали медиумам.
