Эта нерешенность, эта неразрешимость взаимоотношений "головы" и "тела" вызывают четвертую метафору темы восстания. Эта метафора - "весы".
Три первые метафоры возникли задолго до восстания и в главе ни разу не упомянуты, но они реализуются в материале, которому были уподоблены. Только один раз упоминается "сердце": "...в пустой груди механически бьется разряженное до конца сердце". Но это после того, как восстание было расстреляно. Метафора "весы" вспыхивает и умирает вместе с восстанием. После этого идут "прозрачные синеватые льдины", в которых "будут находить человеческие головы, руки и ноги", "полицейские, раздевающие мертвецов", аресты, крепости, смерть. Четвертая метафора возникает из материала восстания и с ним заканчивается. Это локальная метафора восстания, и связана она не с какими-то провиденциальными "весами истории", а с главной темой - причиной поражения декабризма: "Если бы с Петровской площадью, где ветер носил горючий песок дворянской интеллигенции, слилась бы Адмиралтейская - с молодой глиной черни, - они бы перевесили" (курсив мой. - А. Б.).
Формула дня восстания дана через метафору "весы": "Весь день был томительным колебанием площадей, которые стояли, как чашки на весах, пока грубый толчок николаевской артиллерии не вывел их из равновесия".
Метафора задана с самого начала и с самого начала разрешается. Тайна метафоры не соблюдена: она подготавливает поражение, как перед главой о восстании были подготовлены "в Петропавловской крепости ремонтные балки, из которых десять любых плотников могут стесать в одну ночь помост".
Вот как метафора складывается в тему:
"Они (Рылеев, Трубецкой. - А. Б.) не могли прекратить грозного, оцепенелого стояния площадей, которое было взвешиванием.
Взвешивалось старое самодержавие, битый Павлов кирпич...
Перевесил кирпич и притворился гранитом".
Все восстание - взвешивание, взвешивание положения, позиций, количества войск. Взвешивание, колебание весов: то на одну, то на другую чашку подбрасываются солдаты, перебежчики, сумерки, орудия.
Взвешивание сделано так:
"В атаку на мятежников ведет конногвардейцев эскадронами генерал Орлов".
"Атака отбита.
И начинается безмолвное стояние... Потому что теперь решают морозные, обледенелые площади, а не воля отдельных людей".
Между старым самодержавием и мятежниками создается неустойчивое равновесие.
Но время идет. Восставшие топчутся на месте. Николай собирает силы.
На правительственную чашку подбрасывается подкрепление. ("У Николая была теперь рота преображенцев и лошадь"). Равновесие колеблющееся, шаткое ("А у мятежников Московский полк").
Неожиданно чашка весов снова начинает крениться в сторону восставших: едва не потерян дворец ("...к самому дворцу от Миллионной бежит густая беспорядочная толпа лсйб-гренадеров с ружьями наперевес... Вот их пропускают в Дворцовый двор"). Но по какой-то непонятной причине проникшие во дворцовый двор лейб-гренадеры возвращаются назад ("Но толпа гренадеров опять показывается в воротах"). Снова равновесие.
Потом Николай допускает грубую ошибку, в результате которой "четыре восставшие роты лейб-гренадеров идут на Петровскую площадь".
Равновесие неустойчиво. Все неопределенно и тревожно.
Взвешиваются силы.
Правительственные войска:
"Конная гвардия... три роты московцев... Семеновцы... Второй батальон преображенцев и три роты первого соединяются на правом фланге с конными лейб-гвардейцами... Павловский полк..."
Восставшие войска:
"Московцы... Гвардейский экипаж... Лейб-гренадеры..."
"Но кто понимает что-нибудь в этом странном, колеблющемся стоянии площадей?
Рылеев - он не мог вынести шума, потому что за шумом услышал тишину весов, на которых стоят две чашки, и ушел с площади, опустив голову.
Генерал Толь, который послал за артиллерией, - он не знает никаких чашек и никаких весов, а только хорошо понимает, что от пушечных выстрелов люди падают.
Ничего верного в соотношении сил".
"Если дело затянется до ночи - победа сомнительна.
Кто знает, что выйдет, если вся чернь примкнет к бунтовщикам?.. Ночью дело темное, ночью дело сомнительное".
И вот тогда на правительственную чашку опускается "батарея гвардейской артиллерийской бригады". А когда "генерал Сухозанет получил от генерала Толя приказ: пальба орудиями по порядку", взвешивание заканчивается, и под орудийный залп начинается тема разгрома.
Но до пальбы в романе все время взвешиваются силы и идет спор, в котором стороны вынуждены считаться друг с другом. Эти весы, равновесие, два лагеря и неопределенность, которую смогла разрушить только картечь, снимают ощущение фатальной обреченности. Историчность "Кюхли" - в споре, в двух лагерях, в отсутствии абсолютной победы. В "Смерти Вазир-Мухтара" никаких лагерей нет и нет никакой неопределенности. Есть победители, повышенные в чине, и абсолютная убежденность победителей в своей правоте.
Хорошо сделанное в искусстве - это далеко не всегда хорошо и подробно описанное. Пропуск описания в художественном произведении - это не упущение, а способ освещения материала. И это такой же художественный прием, как и художественно описанные события, люди, портреты, пейзажи. Так звук в музыке может быть заменен паузой, выразительное значение которой сомнению но подлежит.
Так выразительно в романе разрешена тема народа.
Главное выразительное достоинство приема в том, что эта тема опущена. Она заменена насыщенной значением паузой.
Писатель поступает так, потому что народ не играл в декабризм"; существенной роли. Тынянов понимал, что, являясь главным действующим лицом истории, народ далеко не всегда может выйти па авансцену. Поэтому тема сводится к нулю, как только начинается восстание, в котором народ участии нe принимает. Но в романе он не просто опущен. Он опущен именно в сцене на Петровской площади. Это использовано как композиционная метафора, которая должна раскрыть изолированность декабристов и показать причины превращения восстания в военный бунт.
До того, как тема народа решается паузой, она дана в той же повествовательной системе, в которой даются и другие темы романа. Поэтому действующие лица из народа до восстания написаны теми же приемами, что и другие действующие лица. Это необходимо для того, чтобы связать их (действующих лиц из народа) взаимоотношениями с другими героями романа. Взаимоотношения нужны потому, что без них нельзя показать, как необходимо восстание. Так как именно народу приходилось больше всех терпеть от самодержавия, то естественно, что писатель, показывая необходимость и выстраданность революции в России, изображает не только либеральных и реакционных помещиков, но и дворовых.
