Сьюзен: Да – «сленг». Это у него здорово получилось. Во всяком случае, что-то новенькое. Слушайте, почему вы так зажаты? Вот я же веду себя абсолютно спокойно. В жизни столько интересного! А все, что интересно, и есть высокое искусство. У вас есть дети?
Фрам: Да, трое.
Сьюзен: Я знаю ваш тип. Вы кормите младенца, а в это время кто-нибудь беседует с вами об опере. Но все равно я рада, что у вас есть дети. По крайней мере, вы хоть что-то сделали в жизни.
Джеки изобрела ряд приемов, позволявших ей принижать противника. Это давало ей некоторое преимущество. Например, готовясь к схватке с агрессивным оппонентом, она некоторое время наблюдала за ним, и если тот в ожидании эфира ковырял в зубах, подходила и ласково говорила: «Напрасно вы это делаете. Можете повредить эмаль». «Я заставляла его чувствовать себя нашкодившим мальчишкой, и потом, когда начиналась передача, он был уже не так уверен в себе».
Кульминацией канадского турне стало знакомство с Джоном Ленноном и Йоко Оно. В то время они как раз добивались права вернуться в Штаты, откуда были высланы по обвинению в «нарушении нравственности». Мэнсфилды, как и Ленноны, остановились в отеле «Король Эдуард». Джеки послала им «Машину любви» со своим автографом, нацарапав: «Ваш талант – лучший паспорт». В ответ Леннон пригласил ее к себе. Об ответном визите не могло быть и речи, так как Ленноны были фактически пленниками в своих апартаментах. Их стерегли охранники в форме и пятьдесят или шестьдесят мальчишек, столпившихся у дверей.
Джеки призналась, что была предубеждена против Леннонов, но при встрече ее поразил покой, которым светились их лица. Она подарила Джону золотую цепочку с эмблемой «Машины любви». Джон с благодарностью принял подарок и спросил, не знакома ли она с кем-нибудь из семейства Кеннеди, кто мог бы замолвить за них словечко.
Джеки ответила отрицательно, но пообещала сразу по возвращении в Нью-Йорк позвонить знакомому сенатору, а также при каждом удобном случае оказывать им моральную поддержку. Что и делала во время многих публичных выступлений.
Схватка Жаклин Сьюзен – Джон Саймон имела место вечером 23 июля 1969 года. Джеки должна была участвовать в шоу Дэвида Фроста вместе с тремя приглашенными критиками: Норой Эфрон, Рексом Ридом и Джоном Саймоном. С самого начала ей стало ясно, что Саймон прячет коготки в ожидании своего часа. Рид был ее другом. Нора Эфрон, подлинный мастер изящной словесности, дала исчерпывающую, остроумную рецензию на «Машину любви» в «Нью-Йорк бук ревью». Саймон же прославился тем, что выискивал у литераторов какое-нибудь уязвимое словечко или двусмысленность и, безжалостно орудуя отточенным скальпелем своего остроумия, препарировал их у всех на виду – в печати и во время телевизионных дебатов.
Джеки быстро смекнула, что к чему. Возможно, она отдавала себе отчет в том, что силы неравны: ее противник поднаторел в такого рода сражениях, сделав их своей профессией. Но и она была не из робкого десятка.
Передача открылась прелестным диалогом между Джеки и Фростом. Оба рассыпались в любезностях. Потом ведущий представил Нору Эфрон, и они с Джеки мило поболтали о мужчинах. Эфрон особенно интересовали отношения между женщинами-мазохистками и эгоистами типа Робина Стоуна.
Нора сказала: «Стоун – находка для любой женщины-мазохистки, втайне мечтающей о рабстве. Потому что он подцепляет их на крючок одну за другой, а потом бросает пачками – с бифштексами на плите – и даже не звонит».
Сьюзен: Разве с вами никогда не случалось подобного? Ирвинг – и тот иногда бывает способен на такие вещи.
Эфрон: Не могу описать вам те страшные вечера – до того, как мы поженились, когда я просиживала у телефона в ожидании его звонка, а потом читала в светской хронике, что он был с какой-то певичкой. Вот почему я стала брать уроки пения. Правда, не могу сказать, что из этого вышел толк.
Фрост: Но вы вряд ли растравляли свои страдания, не так ли?
Эфрон: Растравляла. Журналу «Космополитен» следовало бы завести рубрику «Мой опыт мазохизма» и пригласить к сотрудничеству видных писателей – им хватило бы материала на ближайшие два миллиона лет. Большинство женщин знают, что такое страдать из-за мужчины и выставлять себя на посмешище. Вот почему в своей рецензии я написала, что этот роман будет иметь успех у женщин.
Рекс Рид выразил согласие: «Не могу утверждать, будто мисс Сьюзен – новый Пруст или новый Флобер. Для меня она прежде всего телезвезда, а уж потом писательница. Она прекрасно разбирается в психологии людей и знает, какие книги им нужны. Не вижу ничего плохого в книге с четким сюжетом».
Фрост попросил зрителей в студии поднять руку, если они читали хотя бы одну книгу Жаклин Сьюзен. Взметнулся лес рук. Одна зрительница сказала, что купила «Долину кукол» по примеру других. Некоторые читали «Жозефину» и «Машину любви». Но большинство знало Жаклин Сьюзен по «Долине кукол».
Рид продолжал: «Публика обожает читать о сливках общества – тех, кто останавливается в „Гранд-отеле“. Я всегда завидовал писателям, умеющим строить сюжет, потому что сам на такое не способен. Но мисс Сьюзен умеет еще и упаковать его в красивую обложку и выгодно продать. Ее романы чувствуют себя на рынке как рыба в воде».
Пожалуй, это было впервые, когда Джеки слышала похвалы в свой адрес из уст столь авторитетных критиков. На протяжении следующих нескольких минут Рид, Фрост и Эфрон осыпали ее комплиментами. Джеки говорила мало, но явно наслаждалась. Это было одно из приятнейших ток-шоу в ее жизни.
Вдруг Фрост спросил:
– Джон Саймон, а что вы думаете о «Машине любви»?
Хранивший до сих пор молчание Саймон не стал тратить время на экивоки типа «как поживаете?», а сразу показал зубы:
– Прежде чем высказать свое мнение, мне бы хотелось спросить у мисс Сьюзен: сами-то вы что о себе думаете? Неужели считаете, что то, чем вы занимаетесь, имеет отношение к художественной литературе? И не морочьте мне голову заявлениями о том, что вы, мол, прежде всего рассказчик, а не поэт. И не надо доказывать, что вы уникум, потому что как раз с этим я вполне согласен. Но вот вопрос: художник ли вы? Создаете ли вы произведения искусства или просто чтиво, посредством которого можно быстро прославиться и разбогатеть?
Как ни странно, аудитория, только что бывшая на ее стороне, разразилась аплодисментами. Привычная ко всему, Джеки на первых порах не растерялась, а ледяным тоном переспросила:
– Как, вы сказали, ваша фамилия – Саймон или Геринг?
– Фамилия – это чистая условность, – парировал тот.
– Разумеется. Но вы ведете себя как штурмовик.
Ситуация обострилась.
Саймон: Я задал вам вопрос, мисс Сьюзен. Нет, я не считаю себя штурмовиком.
