Однако с каждой минутой вести бой было всё труднее. Сколько еще времени предстоит держаться? «Пешки» уже скрылись из виду. Они, наверное, где-то на подходе к дому. Теперь можно выходить из боя. Но где же Чубуков?..
Покрышев остался один. Надо сию же минуту уходить. Но как? Он вспомнил солнечный летний день 1938 года, – тот день, когда испытывал новый пулемет, – и свое пикирование. Тогда это было неосознанным проявлением его молодого темперамента, теперь же стало единственным выходом из трудного положения.
Улучив момент, он бросил свой истребитель круто вниз. Самолет быстро терял высоту и падал, пока стрелка высотомера не доползла до отметки «500». Тогда Покрышев вывел истребитель из пикирования и перешел на бреющий полет.
Прием удался. Гитлеровцы, видимо, решили, что сбили советский истребитель, и не стали его преследовать.
Вернувшись на аэродром, Покрышев прежде всего поинтересовался, возвратился ли Чубуков.
Авиатехник, осматривая истребитель, отрицательно покачал головой. Потом сказал:
– И как вы смогли дотянуть на таком самолете?
Пробоин не сосчитать. Приборы, тросы – всё перебито.
Покрышев уже не слушал его, в мучительном ожидании то и дело поглядывал на небо. Вдали показался истребитель.
– Чубук! – обрадовался Покрышев. – Это он!
Но, увидев, что самолет летит как-то неуверенно и время от времени неловко дергается, с тревогой подумал: «Не ранен ли?»
Самолет тяжело плюхнулся на летное поле. Нет, Чубуков обычно так не садится. Значит, с ним что-то случилось…
К самолету уже бежали техники, механики, вооруженцы. И вдруг неожиданно раздался дружный хохот. Из кабины истребителя, который был изрешечен не меньше покрышевского, вылез с черным, как у негра, лицом Федя Чубуков. По его куртке стекало масло. Летчик быстро соскочил на землю. Увидев Покрышева, вытянулся, отдал честь:
– Младший лейтенант Чубуков вернулся с боевого задания!
Новый взрыв смеха окончательно смутил Чубукова.
– Понимаете, товарищ командир, – торопливо начал объяснять летчик, – пуля пробила маслобак. Горячее масло начало хлестать. Да еще руль поворота заклинило. Совсем измучился. Еле дотянул до своего аэродрома.
По дороге с летного поля Чубуков, уже не спеша, рассказывал, как дрался без командира. На него навалились «мессершмитты» в надежде разделаться с одиноким самолетом. Он же удачно уклонялся от огня, всё время оттягивал группу к нашей территории. Сбил еще одного стервятника. Было особенно трудно, когда от вражеских снарядов заклинило руль поворота и пробило маслобак. Масло брызгало в лицо, заливало глаза.
Покрышев то и дело кидал взгляд на Чубукова и не скрывал восхищения. Герой, да и только! Как он теперь не похож на того Чубукова, который пришел в полк в конце 1941 года. Оперился птенец! А когда-то его считали неудачником в авиации. Вот ведь как может сложиться судьба человека!
После окончания летной школы Чубуков провоевал совсем немного, – его отстранили от полетов, приписали боязнь боя. А то была не боязнь, а просто недостаток опыта, излишняя осторожность.
Чубукова отправили к зенитчикам, где ему поручили поддерживать связь зенитной батареи с появляющимися в том районе нашими самолетами.
Узнав, что у зенитчиков объявился летчик, а их в эскадрилье не хватало, Покрышев встретился с ним, побеседовал и уговорил командира взять Чубукова в полк. Робкий и стеснительный, молодой летчик был честным и откровенным. Эти качества и покорили Покрышева.
«Попробую сделать хорошего ведомого, – подумал он. – Может быть, получится».
С новичком пришлось много повозиться. Летную науку он усваивал тяжело и медленно. Случалось, на тренировке Чубуков при посадке ставил истребитель на нос или заруливал в снег, не говоря уже о мелких погрешностях, и тогда появлялась мысль распрощаться с ним: чего же зря тратить время. Но какое-то внутреннее чутье подсказывало: надо подождать. Премудростями летного дела парень овладевал хотя и медленно, но надежно. И если что-нибудь усваивал, то возвращаться к этому не приходилось. Из него должен получиться хороший летчик!
И Покрышев терпеливо «натаскивал» новичка.
А его первое крещение? Это произошло как раз в тот день, когда Покрышев сбил над Ладогой немецкого аса. Чубуков совершил вынужденную посадку – позабыл перекрыть бензобак. Об этой забывчивости, которая могла обойтись очень дорого, Покрышев разговаривал с ним круто, по-мужски. Чубуков не обиделся. Потом было еще одно «объяснение». Тогда они сопровождали транспортники в Ленинград и на пути встретили большую группу немецких истребителей. Обойти этот воздушный заслон оказалось невозможно. Выход оставался один – связать истребители боем, драться до последнего, пока транспортные самолеты не пройдут опасную зону. Сражаться, не щадя своей жизни, чтобы спасти жизнь другим. И Чубуков не выдержал, проявил слабость. Как только начался бой – ушел в сторону, оставил своего командира одного.
После боя ему, Покрышеву, было трудно в беседе с Чубуковым оставаться спокойным, говорить, не повышая голоса.
«Ведомый – щит ведущего, – сказал он тогда, – и если ведомый проявляет трусость, бросает командира в бою и оставляет его без защиты на верную гибель – это не только малодушие, но, если хотите, предательство. Еще один такой случай – разговор будет коротким: я достаточно хорошо умею стрелять».
Чубуков стоял бледный. Помедлив, чуть слышно сказал: «Товарищ командир, поверьте мне… этого больше не повторится».
И он потом ни разу не бросал командира, служил ему надежным щитом в бою.
В одном из мартовских боев Чубуков до последней возможности прикрывал ведущего. Его ранило, но и с застрявшим осколком в ноге он продолжал сражаться. На аэродром вернулся только после окончания боя и сразу же из кабины попал в санитарную машину.
В госпитале Федора Чубукова приняли в партию.
«Да, – вспоминал Покрышев. – Прошло каких-то четыре месяца, а вон как шагнул парень».
Полк перелетел на один из аэродромов под Ленинград. Предстояло большое дело, но какое – никто не знал. Было приказано отдыхать и ждать команды.
Летчики разошлись и занялись своими делами. Покрышев после перелета почистил от пыли форму, надраил до блеска сапоги, вымылся. Оп уже приготовился ужинать, как в дверях появился дежурный и пригласил к командиру полка.
Матвеев сидел за накрытым столом.
– Поужинать не успели?
– Только собирался.
– Тогда составьте компанию. – Командир пригласил Покрышева за стол, пододвинул сыр, масло, хлеб, потом открыл банку тушенки.
