- А мистер Грей? - спросил Баранов. - Тот, кто заранее радовался жертвам, которые мы понесем? Вы, Михаил Васильевич, просили меня запомнить фамилию этого Грея.
Фрунзе рассмеялся, погладил светлый ежик стриженых волос. [81]
- Грей теперь в панике. Теперь его журнал бьет тревогу. Грей пишет, что Западу надо готовиться к отражению атак Красного воздушного флота. Грей в страхе злобствует, и это хорошо.
Весь день Баранов находился под впечатлением разговора с Фрунзе. Вспомнил он и первый в России авиационный праздник в Новой Деревне, и разбушевавшегося купца Половнева, и отца, не раз судьбой обиженного. С угрюмой убежденностью поучал водовоз Иона сыновей: «Не для вас эти небесные забавы, для купчиков и дворянчиков». Что сказал бы сейчас Иона, узнав, что его Петька командует всеми Военно-воздушными силами страны.
Пятнадцать лет прошло с того дня, когда Петр увидел над Коломяжским ипподромом натужно тарахтящий неуклюжий коробчатый «фарман». До ста метров поднялся, выше не смог. Что же будет через десять, двадцать, сорок лет!…
4
…Железки строк случайно обнаруживая,
вы с уважением ощупывайте их,
как старое, но грозное оружие{7}.
Фрунзе и Баранов часто встречались. Они вместе бывали на аэродроме, близко знали многих летчиков, дружили с профессорами, конструкторами и инженерами ЦАГИ. Нарком вводил нового командующего Военно-воздушными силами в курс больших и сложных вопросов, которые не ограничивались военными ведомствами. Он был ученым-исследователем и народным трибуном, одним из главных инициаторов создания в стране первой массовой общественной организации друзей воздушного флота, и Баранов разделял с ним всю ответственность за работу этого общества.
ОДВФ возникло в тревожные дни, когда английский министр иностранных дел предъявил Советскому правительству угрожающую ноту, известную как «Ультиматум Керзона». «Ультиматум» - так назвали члены ОДВФ [82] первую эскадрилью, построенную на добровольные взносы трудящихся. Потом появилась эскадрилья «Ленин», «Красная Москва», агитсамолеты «Конек-горбунок». Активисты ОДВФ строили аэроклубы и планерные станции, создавали авиационные выставки и авиационные уголки на предприятиях.
В мае 1924 года на тринадцатом съезде РКП (б) - это был первый съезд партии после смерти Ленина - деятельность ОДВФ получила высокую оценку. «XIII съезд, - сказано в одном из постановлений, - с удовлетворением отмечает успешную деятельность ОДВФ по укреплению Красного воздушного флота. Наличие более миллиона членов, сбор добровольными пожертвованиями трудящихся около 4 миллионов рублей - реальная помощь, оказанная Красному воздушному флоту. Она показывает, что ОДВФ стояло и стоит на правильном пути, организуя общественную инициативу рабоче-крестьянских масс в деле укрепления Красного флота.
С особым удовлетворением Съезд отмечает создание членами ОДВФ Воздушной эскадрильи имени Ленина. Вместе с десятками тысяч рабочих и представителями ОДВФ СССР, сдающими именные самолеты, Съезд выражает уверенность, что эскадрилья будет со славой носить имя вождя и учителя рабочего класса тов. Ленина.
Достигнутый успех ОДВФ необходимо закрепить систематическим созданием и расширением мощного воздушного флота рабоче-крестьянскими массами. К этому побуждает нас громадный рост военной и гражданской авиации в каждой стране. Соединение авиации с воздушной химией еще более увеличивает воздушную опасность в будущей войне и грозит неисчислимыми бедствиями трудящимся. Поэтому лозунг ОДВФ «Трудящийся, строй воздушный флот» должен упорно проводиться в жизнь»{8}.
Тринадцатый съезд обязал партийные организации оказывать Обществу друзей воздушного флота всемерную поддержку. Делегаты съезда приняли участие в стотысячном митинге на Центральном аэродроме, где Красному воздушному флоту была передана эскадрилья «Ленин». В тот день на Центральном аэродроме появился первый советский металлический самолет, построенный [83] в ЦАГИ. Пассажирский моноплан совершил пробный полет, и никто тогда еще не предполагал, что именно ему будет принадлежать слава первенца в серии «антов», восхитивших мир своими перелетами.
А в следующую весну ОДВФ праздновало свое двухлетие, и Михаил Васильевич Фрунзе, выступая в Большом театре, заявил:
- Два года назад пронесся клич: «Строй Советский воздушный флот», и мы видим, что этот клич встретил самый сочувственный отклик в миллионах трудящихся Советского Союза. Те цифры и те факты, которые сейчас перед вами были оглашены начальником нашего воздушного военного флота и заместителем председателя ОДВФ товарищем Барановым, говорят о том, что мы уже имеем значительные успехи.
Да, успехи были разительны, если учесть, что страна только начала оправляться после военной разрухи. В наследие от царской России достались два захудалых самолетостроительных заводишка. А западные державы форсированными темпами строили новый военный воздушный флот. Фрунзе при всем своем уважении к новому роду оружия не разделял господствующий на Западе взгляд на ведущую и решающую роль воздушных сил в будущей войне. По мнению Фрунзе, такой взгляд отражал общественные отношения в буржуазном мире, где капиталисты, страшась вооруженных масс, готовы отдать предпочтение технике. «Но даже при самой скромной оценке будущей роли воздухофлота его значение будет огромным» - к такому выводу пришел Фрунзе.
После выступления ораторов Баранов уступил трибуну, предоставленную ему для заключительного слова, поэту. На сцену поднялся Маяковский. Он только что по заданию Авиаиздата закончил «Летающий пролетарий» - произведение, которое сам назвал агитпоэмой. И была она вся проникнута пафосом того могучего всенародного клича, о котором говорил Фрунзе: «Трудовой народ, строй воздушный флот!»
Маяковский читал отрывки из поэмы: марши-песни и лозунги-призывы. Последняя глава поэмы так и называлась «Призыв» и начиналась так:
Крылатых дней далека дата, [84]
Нескоро в радости крикнем: - Вот они! -
Но я - грядущих дней агитатор -
к ним хоть на шаг подвожу сегодня.
* * *
Из Большого театра Фрунзе и Баранов отправились домой пешком. Петр Ионович провожал наркома до Никитской улицы.
Говорили о Маяковском. Фрунзе очень любил поэта и радовался его успеху:
- Вот - поэма! Написана по заказу Авиационного издательства, по нашему заданию, а ведь как страстно, душевно, по-настоящему агитационно! Значит, социальный заказ не тяготит художника, когда выражает гражданский порыв.
