Именно в тот момент, когда с каждым новым днем у меня по-новому открывались глаза на Библию, Чип задал мне вопрос, на который у меня не было ответа: «Почему ты делаешь то, что делаешь?» А когда Донован завел тот разговор в машине по дороге домой с семинара, я окончательно решил пересмотреть свои отношения с Богом.
Все эти факторы в совокупности открыли для меня дверь в новую жизнь, которая началась с этапа глубокого самопознания и самоанализа. Я знал, что мне придется ответить на все поставленные передо мной вопросы:
Какова цель моей жизни?
Почему я здесь?
Почему я занимаюсь кроссфитом?
Кто я?
Что я собой представляю?
Мем, моя бабушка по отцовской линии, все мое детство оказывала на меня огромное духовное влияние. Для меня Мем была отличным примером хорошо прожитой жизни, и сегодня я сожалею о том, что мы редко обсуждали с ней серьезные вещи – особенно редко мы говорили о вере. Даже сейчас я порой ловлю себя на мысли, что хотел бы сесть с ней рядом и рассказать о том, какую отдушину я нашел в изучении Библии. И еще я хотел бы задать ей много вопросов, чтобы разделить ее бесценный духовный опыт.
Мем умерла где-то между тем моментом, как я перестал играть за школьную бейсбольную команду, и моментом, когда я начал работать в Противопожарной службе, чтобы платить за учебу в колледже. Тогда мне было девятнадцать – я был молодым и неопытным. Но мне казалось, что у меня все под контролем.
Мем была невысокого роста, у нее были короткие рыжеватые волосы. Когда мы с сестрой оставались ночевать у бабушки с дедушкой – будь то в трейлере, когда они навещали нас в Куквилле, или в Мичигане, – Мем любила надевать длинные ночные сорочки, которые, казалось, шили исключительно для бабушек.
Она обожала тюльпаны, но у нее была волчанка, и поэтому ей нельзя было проводить слишком много времени на солнце. Она надевала свою широкополую шляпу, чтобы предотвратить попадание солнечных лучей, и ухаживала в саду за дорогими ее сердцу тюльпанами так долго, как могла.
Однажды Мем рассказала мне, что мое рождение было для нее своего рода исцелением. Моя тетя, младшая сестра моего отца, умерла примерно за год до моего рождения, и это сделало мою бабушку безутешной. Боль, которую, по ее словам, она испытывала после смерти дочери, казалось, разбила ее на мелкие кусочки. Ее вера пошатнулась, и она часто задавала себе вопросы из серии «почему?». Но мое рождение, как сказала Мем, помогло ей выйти из темного тоннеля к свету.
Мы с Кейлой были единственными внуками для бабушки и дедушки по отцовской линии, безусловно, они нас баловали. Когда мы оставались у них в Мичигане, больше всего нам нравилось ходить в зоопарк в Детройте. Моим любимым животным был гиппопотам… но только до нашей первой поездки в зоопарк, когда я впервые почувствовал запах этого животного и его жилища. После этого мои вкусы поменялись – отныне моим любимым животным был тигр, в честь «Детройтских тигров».
Когда мы с Кейлой были подростками, Мем читала сказки и записывала их на пленку, а потом высылала нам кассеты. Посылка от нее приходила примерно каждые три-четыре месяца, и мы с нетерпением ждали, какие же истории она выбрала для нас на этот раз, мы проигрывали кассеты сразу же, как только открывали посылку. Все последующие дни и недели мы слушали и слушали ее истории без устали. Иногда мы с Кейлой слушали бабушкины истории вместе, но обычно мы разбирали кассеты по своим комнатам и слушали их поодиночке.
Некоторые истории были типичными сказками, которые читают детям перед сном, другие же истории были христианскими. В каждой истории содержался глубокий смысл о жизни или вере, который она хотела, чтобы мы почерпнули.
Я до сих пор помню, как ее часы били в глубине комнаты, когда она записывала свои истории. Я любил считать бой, чтобы знать, сколько времени было в тот момент, когда она читала. Мне было важно знать время – это было ниточкой, связывающей нас с бабушкой.
Слушая ее истории, я не только слышал ее голос. Я мог чувствовать ее объятия, ведь бабушка очень любила обниматься. Привет, пока, доброе утро, добрый день, молодец, хорошая работа – все это было для моей бабушки достаточной причиной, чтобы сильно кого-нибудь обнять.
Мем любила жизнь. Мой отец, двоюродный брат Донни и я обожали ее смешить. (Несмотря на то что Донни был двоюродным братом по материнской линии, Мем всегда обращалась с ним, как с родным внуком.) Мы всегда соревновались, кто сильнее рассмешит бабушку, и это неудивительно, учитывая нашу соревновательную природу. По какой-то причине цитаты из фильма «Форрест Гамп» всегда ее смешили – это был безошибочный и стопроцентный вариант. У нее был заразительный смех. Если Мем находила что-либо смешным, смеялись все.
Праздники всегда были важны для Мем, но любимым была Пасха. К Пасхе дом всегда преображался. Пасхальные яйца тоже были среди декораций, но в основном украшение дома было связано с религиозным смыслом праздника. Я как сейчас вижу изображения Христа повсюду – такой была Пасха.
Что касается меня, то, учитывая мое духовное состояние в тот период, я больше всего любил Рождество. Члены нашей семьи в рождественскую пору старались делать акцент именно на Иисусе, но для меня подарки все же были важнее. Теперь я понимаю, почему именно Пасху бабушка любила больше всего – она ведь действительно понимала весь ее смысл. Она полностью осознавала всю важность воскрешения Христа.
Я уже рассказывал, как дедушка с бабушкой приезжали в Куквилл и жили у нас во дворе в трейлере. Они часто говорили, что с нетерпением ждали того момента, когда дедушка выйдет на пенсию и они смогут навсегда переехать в Теннесси, чтобы быть рядом с нами. Когда я работал на конвейерной линии сборки, дедушке оставалось совсем немного до пенсии, и они даже выбрали место в Кроссвилле – примерно в 65 км на юго-восток от Куквилла, – где они могли бы построить себе дом.
Мем приехала в Теннесси, чтобы окончательно определиться с планом дома, а дедушка остался дома. Внезапно у нее поднялась температура, появились боль и озноб, а потом добавилась рвота. Мы подумали, что у нее грипп, но когда спустя несколько дней симптомы не прошли, мы отвезли ее в местную больницу. Врачи сказали, что бабушка перенесла сердечный приступ.
Это стало для нас шоком.
Мем перевели в Медицинский центр при Университете Вандербильта в Нэшвилле. В течение следующих трех-четырех дней ей становилось то лучше, то хуже. Для всей нашей семьи это стало эмоциональной встряской. А 22 ноября 2005 года – этот день я не забуду никогда – она умерла в больнице.
