Где-то в половине восьмого я уже стал сильно нервничать, потому что Маделина, хотя и была женщиной, но все-таки старалось не опаздывать более чем на час — значит что-то случилось.
Так оно и было. Вскоре Маделина позвонила (переводил Лэни-Тайгер) и рассказала, "что у машины не было номера, а полиция спрашивает, а машина принадлежит одному другу, а друг уехал неизвестно куда, а полиция машину забрала, а она теперь без машины, а в общем все — о'кей, и через 10 минут она будет".
Действительно, минут через десять Маделина явилось но новом "мустанге", мы погрузились и поехали.
Поинтересовались, у кого она взяло эту тачку, и есть ли
на нее документы? Ответ был такой:
— Все есть, все — о'кей. Я ее по дороге купила.
"Атаман" был просторным рестораном, специализирующимся на французской и русской кухнях. Оркестр только что закончил очередную песню, и Миша с радиомикрофоном спускался с эстрады в зал под аплодисменты русско-французского стола.
Я вышел прямо к эстраде, и сюрприз был так сюрприз. Меньше всех, кого он ожидал увидеть, так это меня. Он расчувствовался до слез, я — тоже.
Больше того, многие присутствующие сразу узнали Макаревича и Градского, подходили, жали руки, но им сразу было объяснено, что мы приехали не насовсем, а на гастроли.
Вечер прошел чудесно.
На следующий день Миша катал нас по Лос-Анджелесу на своем "Мерседесе", у которого на номере вместо цифр написано "Атаман". Проезжали мимо его дома в самом престижном районе города — Беверли Хиллс. Подумать только! Еще недавно я смотрел интересный видеофильм "Полицейский с Беверли Хиллс", а тут сам разъезжаю.
Миша небрежно вел машину и рассказывал, рассказывал… О том, как трудновато с рестораном без официальной лицензии на алкоголь, о том, что заключил контракт с телохранителями, которые должны защищать его даже против его воли. Тут вот какая тонкость. Если подойдут к Мише незаметно преступманы, приставят пистолет и прикажут отослать телохранителей, то те никуда не уйдут, если только сами не захотят.
В конце экскурсии Миша все-таки спохватился, что уж очень круто взял, и сказал, что жилье очень дорого, поэтому он не может себе позволить в этом миллионерском районе целый дом, а только пятикомнатную квартиру.
Я немного успокоился, а то ведь известно, что на Беверли Хиллс живут самые богатые звезды Голливуда и вообще всякие знаменитости.
На Мишиной улице проезжаем мимо одного особняка, перед нами на лужайке дядька черный с детьми бегает.
— Знаешь, кто это? — Миша небрежно спрашивает. — Знаменитый Кассиус Клей, он же Моххамед Али, знаешь?
Я плюнул на все, говорю: "Не-а".
Несколько раз в Штатах в разных городах нас таскали но настоящие приемы со свечами, бассейнами и слугами-неграми в белых перчатках. Все было очень богато, и я поражался, насколько сильную любовь испытывают к "Машине" простые американские миллионеры.
Правда, потом оказалось, что средства, ассигнованные богатыми людьми на такие приемы, проходят как благотворительность, и им за это снижают налоги.
Это не значило, конечно, что с таким же успехом можно было выбросить деньги на помойку, ведь гораздо приятнее их пропить с замечательными ребятами из Москвы, чем снабдить пару сотен бродячих собак "долгоиграющими" резиновыми костями.
Американцы все время улыбаются: неосознанно во сне, дома, на улице, ходят прямо так и улыбаются, о уж если к нему обратиться с вопросом или как, тут уж приходится опасаться, как бы он челюсть не вывихнул.
Еще они друг друга хвалят и никогда не жалуются — всегда все о'кей.
Вот он подходит здороваться: "HOW аге уоu?" (Как поживаешь?). Надо ответить: Отлично, шикарно, бесподобно.
А если буркнуть, как у нас принято, "Ничего", тут он уже подумает, что у тебя кто-то умер.
Часто спрашивают, уловив малейший акцент: "Откуда ты (или вы)?" Говоришь: "Из Советского Союза". Не понимают. Надо отвечать: Россия, Москва.
Так что мы еще до развала Союза уже отвечали, что — русские.
Один только раз очень правильно нас поняли. Был сильный дождь, а автобус не смог подвезти к самым дверям гостиницы. Три часа ночи, несемся, гремя сапожищами, на втором этаже открывается окно, и голос заспанный спрашивает: "Откуда это вы летите, как сумасшедшие?"
— Из Советского Союза, — отвечаю.
— Так я и думал, — и закрыл окно.
Но вообще к нам все очень благожелательны. Даже, кажется, немножко жалеют.
Пригласили как-то на обед в аристократический гольф-клуб. Америка — страна относительно молодая, к аристократии и к своей старине очень трепетно относится. Однажды на экскурсии достопримечательности показывают: вот здание, ему почти тридцать лет, а вот тому — целых пятьдесят.
Ну, разве можно быть аристократом с двадцатилетним стажем! Но ничего, оказывается можно.
В гольф-клубе около ста почетных членов: Рональд Рейган, Майкл Джексон и другие суперзнаменитости. Чтобы получить членство, надо внести 150 тысяч, да и потом ежегодно отстегивать 50–60, но, как вы понимаете, не в деньгах дело.
Клуб расположен в уже суперфешенебельном месте внутри Беверли Хиллс, в Бель Эйр, и славится кухней своего ресторана, чуть ли не лучшей в мире.
Нам показали красивые поля для гольфа, клюшки почетных членов и, наконец, кухню с 15–18 поварами — каждый специалист какой-либо национальной готовки. Даже двое специалистов по русским делом, наверное, варят им щи.
В просторном обеденном зале 5–6 миллионеров в белых рубашках что-то спокойно ели своими клюшками и на нас особого внимания не обратили.
Клуб считался сугубо мужским, женщины не допускались, но для организатора нашего обеда, голливудского продюсера, который пришел с женой, было сделано исключение.
Мы сели за стол и после первого тоста за нашу даму элегантный седой продюсер, держа бокал с шампанским "1396" года, произнес буквально следующее:
"Друзья! Всем известно, что самая развитая капиталистическая держава в мире — это США. В США самым богатым и процветающим штатом является Калифорния. Самый известный город Калифорнии — Лос-Анджелес. В Лос-Анджелесе самым фешенебельным районом считается Беверли Хиллс, а в центре его находится Бель Эйр, где расположен наш гольф-клуб с роскошным рестораном, где мы все сидим.
Друзья! Вы находитесь в самом центре капитализма, к которому ваша страна, к сожалению, выбрала такой тернистый и извилистый путь."
Наш Директор встал и обратился к продюсеру с краткой ответной речью, где сдержанно похвалил Америку и жратву. И мы выпили, как я понял, за перестройку.
Мне так понравился этот стройный к безупречный американский тост, что я изо всех сил постарался его запомнить, чтобы в случае чего воспроизвести. Недавно такой случай представился: приехали знакомые американцы. Я произнес тост, слегка подправив его под наши условия, — мол, вот мы все здесь, в Москве, в ресторане "Пекин", в европейском зале и т. д.
