Не исключено, что и его собственная. Мрачные предчувствия усилились после вечернего инцидента, когда на даче появились трое уверенных в себе людей в фуражках с синей окантовкой. Охрана преградила им путь. Услышав перебранку, Жуков, собиравшийся лечь в кровать, как был, в белой, нательной рубахе, выглянул из спальни.
— Кто такие?
Старший представился. Им, мол, приказано произвести обыск на этой даче.
— Ордер! — сурово насупил брови Жуков.
Ордера у троицы не было. Судя по всему, они понятия не имели, у кого намеревались производить обыск. Им назвали номер дачи в дачном поселке, вот они и пожаловали.
— А ну-ка вон отсюда! Немедленно покиньте помещение!
Вошедшие оторопели. Такого они еще не встречали. Обычно при виде их гебистских околышей люди сникали.
— Вон! — гремел маршал. — Или перестреляю, как бешеных собак!
Угроза подействовала — наверное, поняли, кто перед ними. Ретировались в смятении.
Остаток ночи провел, обуреваемый тяжкими предчувствиями. Неспроста пожаловали эти архаровцы, неспроста…1 Наверняка что-то плетется.
В памяти всплыл начальник, «Смерша» Абакумов — правая рука Берии, могущественный генерал с Лубянки, перед котором тряслись все военные. Сводит счеты? Не исключено.
В декабре сорок пятого года Абакумов прибыл в Берлин. Жукова проигнорировал: не представился по случаю прибытия, не доложил о цели приезда. Ладно, мы не гордые, переживем. Формально они были на равных — оба являлись заместителями наркома обороны. Жуков — как Главнокомандующий советскими оккупационными войсками в Германии, Абакумов — как начальник «Смерша», входившего тогда в систему НКО, хотя и располагавшегося территориально на Лубянке. У обоих был один начальник — нарком обороны товарищ Сталин.
Когда Жукову доложили, что Абакумов пачками арестовывает его генералов и старших офицеров, пришел в ярость:
— Доставить его ко мне!
Ничто так не сбивает спесь с московских паркетных генералов, как томительное ожидание в приемной. Продержав Абакумова в «предбаннике» пару-тройку часов, Жуков наконец велел впустить его в кабинет, и когда тот вошел, с ходу атаковал жесткими вопросами:
— Почему вы не изволили представиться мне как Главнокомандующему советскими оккупационными войсками в Германии? Почему без моего ведома как главноначальствующего арестовываете моих подчиненных?
Лубянский генерал, хотя и был не робкого десятка, но струхнул основательно. Жуков не стал выслушивать его маловразумительный ответ о цели приезда и конфиденциальности поручения, властно прервал:
— Слушайте мой приказ. Первое: всех арестованных генералов и офицеров немедленно освободить из-под стражи! Второе: самому в течение двадцати четырех часов убыть туда, откуда прибыли! Приказ ясен?
Абакумов пытался возразить, что он все же как-ни-как начальник «Смерша», замнаркома обороны, и с ним непозволительно разговаривать в подобном тоне, но Жуков, приподнявшись с кресла, угрожающе произнес:
— Если мне доложат, что приказ не выполнен, отправлю в Москву под конвоем!
Абакумов улетел в тот же день. Можно представить, что понарассказывал выдворенный таким необычным путем генерал своему патрону Берии, а может и самому Сталину.
Выпущенные арестованные вернулись в свои армии и корпуса. Среди них было немало тех, кто накануне приезда Абакумова принимал участие в военно-научной конференции, которую проводил он, Жуков, и выступал на ней с основным докладом. Конференция проходила с 27 ноября по 1 декабря 1945 года в немецком городе Бабельсберге. Кроме командования армий, корпусов и некоторых дивизий Группы советских оккупационных войск в Германии, туда приезжали и приглашенные из Москвы представители Генерального штаба и военных академий.
Да, с этой конференцией неладно получилось. Жуков, лежа в постели с открытыми глазами, досадливо поморщился. Хотел ведь как лучше — обобщить боевой опыт, пока свежи впечатления участников сражений, а недоброжелатели нашептали Сталину черт знает что. Приписывает, мол, Жуков себе все победы. Кремлевские друзья предупредили: Сталин затребовал материалы конференции и тщательно изучает основной доклад. Жуков перечитал его — вроде все нормально, крамолы как будто нет. За исключением, пожалуй, одной фразы, где он, говоря о том, что влияет на успех боя, сражения и операции, произнес: «Я останавливаюсь на этих вопросах потому, что на протяжении всей войны я лично руководствовался ими при подготовке всех операций»*. Можно, понять так, что именно он, Жуков, их готовил. Там, в Германии, в новогоднюю ночь, он обдумал объяснение по поводу стилистической оплошности на случай, если Верховный затронет эту тему. Не затронул… Но по некоторым признакам Жуков понял — злосчастная фраза не осталась незамеченной. Верховный любил повторять, что история — это прежде всего детали. Выуживать и держать их в цепкой памяти он был искусным мастером.
Сон не шел. Маршал ворочался в постели, мысленно перебирая в памяти инциденты последнего времени. В войну были стычки с Верховным, были. Доходило до матерщины. После войны — так, по мелочам. Но чтобы обыск — такого не припомнит. Плохая примета.
Жуков гнал из головы тревожные мысли, но они снова возвращались и упрямо роились в мозгу. Внешне отношение Сталина к нему вроде не изменилось. Тот же уважительный тон, то же вежливое «вы», что и прежде. В самом конце марта, вернувшись с какого-то заседания, узнал, что его искал Сталин и просил перезвонить. Соединили, как всегда, быстро. Верховный расспросил об обстановке. Жуков доложил — кратко и четко. Выслушав, Сталин произнес своим глуховатым голосом:
— Домой не хотите, товарищ Жуков? Как вы считаете, не пора ли вам возвратиться в Москву?
И, не дав собраться с мыслями, продолжил:
— Эйзенхауэр и Монтгомери из Германии отозваны. Настал черед и нам последовать примеру союзников. Готовьтесь.
Через пару-тройку дней позвонил опять:
— Какую должность вы хотели бы занять?
Жуков хотел ответить, что его вполне устраивает нынешний пост заместителя наркома обороны, поскольку наркомом является сам Сталин, но Верховный не сделал паузы.
— Поскольку боевых действий больше не предвидится, — продолжал он, — мы приняли решение о реорганизации наркомата обороны, переводе его на мирные рельсы. В связи с этим должность первого заместителя наркома упраздняется. Булганин становится заместителем наркома обороны по общим вопросам. Товарища Василевского мы решили назначить начальником Генерального штаба. Кузнецов становится Главнокомандующим военно-морскими силами. Как вы посмотрите на то, если мы предложим вам должность Главнокомандующего сухопутными войсками?
