Вероятно, это та самая «Билистиха, дочь Филона», которая была
канефорой Арсинои в 260–259 годах до н. э. [138] Птолемей постарался, чтобы ее объявили богиней. Ей возводились святилища и приносились жертвы как Афродите Билистихе.
Возможно, Птолемей мог сравниться не столько с историческим, сколько с идеальным Соломоном, изображенным в Книге Екклесиаста — книге, написанной каким-то утратившим вкус к жизни евреем в эпоху, не очень отдаленную от времени правления Птолемея. Птолемей тоже был царем, который «собрал себе серебра и золота и драгоценностей от царей и областей», который «завел у себя певцов и певиц и услаждения сынов человеческих — разные музыкальные орудия», который «испытал себя весельем и насладился добром», который «предпринял большие дела: построил себе домы», который «предал сердце тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом»; и Птолемей тоже, согласно исторической традиции, в конце почувствовал, что все это суета сует. Мы читаем, что однажды после сильного приступа подагры он посмотрел в окно своего дворца и увидел у одного из каналов группу египтян самого бедного сословия, которые ели собранные ими объедки и беззаботно нежились на горячем песке, и заплакал в огорчении, что он не рожден одним из них [139]. Или, быть может, эта история так же недостоверна, как и слова, которые автор Книги Екклесиаста вкладывает в уста Соломона, и в обоих случаях одаренный воображением моралист выбрал знаменитого царя, имевшего все, чего только могли желать ум или сердце, чтобы через него поведать миру о собственном опыте разочарования в жизни.
Глава 4
Люди, города, двор
Когда Птолемей II умер, прошло уже восемьдесят шесть лет после того, как Александр пришел в Египет. Эллинистический Египет к тому времени обрел облик, который с небольшими изменениями сохранял вплоть до прихода Юлия Цезаря. Он уже не был «Египтом для египтян». В конце эпохи эллинизма население, по всей видимости, насчитывало около семи или восьми миллионов человек; пожалуй, при Птолемее II оно было по меньшей мере столь же многочисленным. Коренные жители страны, разумеется, составляли ее основную массу, но находились в подчиненном положении и продолжали возделывать богатые поля нильской долины по своим древним обычаям для своих новых господ. Толпы чужеземцев, переселенцев и купцов со всех стран Восточного Средиземноморья наполнили страну. Крестьяне в большинстве своем были коренными египтянами, но теперь вместо сельских домов египетской знати, стоявших там в старину, возникли принадлежащие грекам большие имения. Возможно, еще оставались египетские семьи, хранившие память о своем царском происхождении, но если и так, теперь они мало что значили в мире. Каждый египтянин, который хотел возвыситься, учил греческий, надевал греческое платье и поступал на службу при греческом дворе или к какому-нибудь греку из числа правительственных чиновников. Иногда они оставляли свои египетские имена, порой брали греческие, иногда носили одновременно и египетское, и греческое имя. Мы ни разу не слышим ни об одном светском аристократе [140] из коренных египтян при Птолемеях. Египтяне победнее по-прежнему говорили на своем языке в его поздней форме, который через 600 лет превратился в коптский язык христианского Египта. Старая военная каста египтян, которых греки звали на своем языке махимами («воинами»), продолжала существовать, как мы увидим, отдельно от обычных крестьян и использовалась для выполнения некоторых задач — хотя в тот момент, по-видимому, в основном не в качестве воинов — в египетском войске. У старого Египта оставался лишь один путь сохранить прежнее величие — в религиозной сфере. Многие величественные храмы, построенные фараонами древности, все так же возвышались среди пальм, в них группы бритоголовых жрецов в белых льняных балахонах, как они изображены на памятниках фараоновских времен, все так же совершали традиционные обряды на древнем языке, в честь древних богов. Они все так же содержали божественных животных — быков, баранов и крокодилов — и поклонялись им. Именно священство, ограничивавшееся главным образом отдельными жреческими родами, теперь составляло единственную туземную аристократию Египта. Именно к ним, пользовавшимся авторитетом своего положения, богатством и священным знанием, обычные люди обращались как к национальным вождям и руководителям. Египтяне, владевшие греческим языком, вероятно, использовались в основном на нижних постах государственной администрации, но не на высших, и так было вплоть до последних Птолемеев. Возможно, высшие должности (как, например, пост диойкета) специально оставлялись для греков, но в I веке до н. э. египтянин мог стать своего рода генерал-губернатором (эпистратегом) Фиваиды. При первых Птолемеях египтяне столь высокие посты не занимали. Если Рем прав, предполагая, что Тахос, сын Гонгила, который появляется в милетской надписи в роли стефанефора в 262–261 годах до н. э., был египтянином и представлял власть Птолемеев в Милете [141], то перед нами еще один пример того, что автохтонный житель Египта в принципе мог занять относительно высокий пост при Птолемее II.
Неподалеку от Гермополя находится искусно украшенная гробница египетского жреца Петосириса, который, видимо, занимал должность главного жреца в гермопольском храме Хмуну (Гермеса) в последние дни персидского правления и прожил много лет уже при Птолемее I. Отделка гробницы интересна тем, что по ней видно, каким сильным в то время уже было греческое влияние в кругах, к которым принадлежал Петосирис. Художник попытался изобразить греческую сцену — родных, собравшихся вокруг гробницы, — в стиле греческого барельефа. Многие фигуры участников процессий, изображенные на стенах гробницы, одеты в греческое платье [142]. На стенах этой же усыпальницы можно увидеть картины из жизни тогдашних египтян. Обычные египетские крестьяне эллинистической эпохи уже не ходили голыми, в одних набедренных повязках, как они изображены на фараоновских памятниках, но одевались в свободные, подпоясанные и доходящие до колен туники, как сегодняшние феллахи [143].
Из чужеземцев, явившихся поселиться в Египте, самым значительным элементом были греки и македонцы. Отчасти они расселялись по Египту, вступая во владение своими участками земли, образуя социальные группы в городах и деревнях и проживая бок о бок с местным населением, отчасти сконцентрировались в трех крупных греческих городах — старом Навкратисе, основанном до 600 года до н. э. (в период независимости Египта после изгнания ассирийцев и до прихода персов) и двух новых городах: в Александрии на берегу моря и Птолемаиде в Верхнем Египте. Александр и его преемники-Селевкиды были великими основателями греческих городов во всех покоренных землях; греческая культура была так тесно связана с жизнью греческого полиса, что любой царь, желавший представляться в глазах мира истинным поборником эллинизма, обязан был что-то сделать в этом направлении, но для царя
