коллективе живем.
Капитан беззвучно и как-то участливо хохотнул.
— В вашем коллективе, в данном случае, я, может быть, самый терпеливый.
— Я знаю.
— Что ты знаешь?
Покосившись, он увидел суженные глаза капитана, почти прозрачные в лунном отблеске. Что-то в них тихо и грустно оттаяло.
— Все знаю!
Капитан произнес, помедлив:
— Ну и подонок твой Юшкин.
— Не мой он… Тут важен принцип. Общее мнение. Для вас, наверное, тоже.
— Ну-ну. — Капитан теперь уже с любопытством оглядел Саньку. — Тебя, кажется, не в штурманы надо готовить, а в замполиты… Но учиться все равно надо. Без знаний никому ты не помощник. А сейчас ступай отдыхать…
Последние две недели рейса работали как черти, наверстывая упущенное, но так и остались с проловом. Не повезло с погодой, как назло, зарядили циклоны. Люди вымотались в сплошных авралах, выгадывая короткие часы для заметов, часто ничего не приносивших. К тому же аврал в машинном, назначенный капитаном после ЧП с сетью, украл три хороших дня, а потом зачастили шторма.
Можно было бы обойтись мелким ремонтом, чисткой, смазкой, так всегда делалось, по словам старых рыбаков, только бы добрать план, но капитан будто решил наказать сам себя, велев привести машину в порядок, вопреки настойчивым требованиям начальника экспедиции — выдать план. Ходили даже слухи, — от матросов разве утаишь, — будто один из капитанов, друг Ивана Иваныча, шедший с плюсом, предлагал, и возможно не без ведома начальства, одолжить до будущих времен часть своего улова, тогда бы средняя цифра была в порядке, но капитан отказался — это уже Венька, сидевший на рации, сообщил по секрету — и лишь зло отрезал:
— Средняя и так будет, а показуха мне не нужна. Кого обманем? Государство?
— При чем тут государство. Для тебя же стараюсь.
— А я и есть государство.
Ох ты, господи, никак ему вожжа попала, как выразился тайком боцман во время перекура на палубе. Сейчас они шли с неполным трюмом на последнюю сдачу перед обратным рейсом, пяти процентов не хватало, как значилось в сводке плавбазы. Капля в море, капля в плане, но общая картина смазывалась, общий прекрасный вид из крохотных деталей — судов, точно кто-то испортил одним черным мазком благостный пейзаж.
Как ни странно, к стармеху Сазонкину, почти не вылазившему последние дни из машины, исхудавшему, с обвисшим брюшком, команда относилась нейтрально — так, слегка поругивали. Юшкин был как бы окружен стеной молчания, и однажды он даже явился в кубрик с фонарем под глазом и молча улегся спать. А вот капитана, как понял Санька по разговорам, почему-то жалели, хотя, отказавшись от помощи друга, он фактически отнял у них часть заработка и премию.
Сейчас этот друг сидел рядом с капитаном в президиуме, симпатичный такой коротышка с веселым, пройдошистым взглядом, по виду — рубаха мужик. Он прибыл на судно как представитель начальника экспедиции — присутствовать на собрании, чего прежде не бывало, и, если верить матросскому телефону, а это было похоже на правду, уломать капитана изменить приказ о списании Юшкина. Одним словом — на выручку. Где-то кто-то «посоветовал», «выразил пожелание», а может быть, и без всякого совета и пожелания — просто на плавбазе решили не ссориться с высоким управленческим начальством — там тоже не дураки, — приказали замять конфликт, тем более что рейс подошел к концу, капитан сдаст судно в порту своему сменщику и уйдет в отпуск.
Ох, как бы этот отпуск не затянулся, а самого капитана не засадили в конторе на берегу, где он превратится в канцелярскую пешку — среди многих других, ожидавших командирского мостика. Вот о чем ходили вполне похожие на правду слухи среди всезнающей матросни.
Капитан же выглядел так, будто ему начихать на все эти страсти. Как всегда, чисто выбритый, собранный, — разве что сжатые на столе кулаки выдавали волнение, — повел собрание в деловом, слегка даже ироничном тоне, подстегивая выступавших говорить откровенно, критично, невзирая на лица.
А матросам того и надо. Боцману влетело за шлюпочные анкерки с брагой вместо НЗ воды, припомнили вовремя не заправленный маслом шпиль, в котором подгорели подшипники, отчего он визжал в работе, как резаный петух, и прочее — по мелочам.
— Точно, точно, — поддакивал капитан.
Однако когда боцман вскочил, как ужаленный, — анкерки, правда, принял, а шпиль решительно отвел, как объект второго механика, — капитан снисходительной репликой поддержал его и даже отпустил пару слов насчет того, что в хозяйстве боцмана сейчас порядок куда лучше прежнего. На что боцман ответил преданным взглядом круглых глаз, в то же время зорко следя за пишущим протокол Никитичем — не забыл бы зафиксировать похвалу…
— И задрайки наконец расходили, — добавил капитан, — теперь хоть иллюминаторы можно открыть, а то вовсе прикипели.
— И на улицу поглядеть, — кто-то подал реплику со смешком, — на проходящих акул.
— А вот с бочкотарой на палубе опять фигня, крепеж слабый.
— Не может быть! — вскинулся притихший было боцман.
— Шторм покажет — может или не может, — согласился капитан. — Впиши ему, Никитич, он бумагу уважает. А я проверю лично.
И снова приглушенно рассмеялись, глядя на поникшего боцмана… Веньку старпом похвалил за четкую работу на ключе, тут же записали требование насчет запасных батарей. На всякий пожарный случай. Слово «пожарный» зацепило многих, и посыпалось со всех сторон — по мелочам, казалось бы, но в сущности очень важным, не миновавшим матросского глаза: расшатался крайний рым, пора борта подкрасить, а вчера загорелась ветошь от чьего-то окурка — огнетушитель не сработал. Сеть чинили, снова прорвалась — там нужны умельцы.
— Ты пиши, пиши. Это про тебя, — крикнул боцман, затаивший обиду на Никитича. — Любишь критику, пусть и она тебя полюбит.
— А что, верно, — хмыкнул капитан рассеянно, — взаимность великое дело.
— Я тут вот насчет чего… чтоб не забыть, — вклинился молодой матросик по фамилии Кукушка с бегающими, как у птицы, глазами. Выступал он, видимо, впервые и сильно робел. — В смысле техники безопасности. У нас на заводе и то глаз да глаз в этом плане, каждый отвечает за свое, а тут море, а в кубриках проводка обтрепалась… Вот! Не дай бог…
— Это не в божий адрес, — заметил помрачневший Никитич, — а в электрика. Где электрик?
— Вахтует.
— Ладно, я ему протокол покажу.
Но все это, как понимали матросы, была лишь раскачка, все ожидали главного — разговора о машине, о виновниках ЧП с сетью — барахлит сердце судна, это не шутка — а значит, о Сазонкине и втором механике Юшкине. Но капитан что-то не торопится, помалкивает, может, и впрямь решил не ставить их в повестку дня, чтобы обойти вопрос о собственном приказе. Не зря ведь представитель рядом — что-то они
